Когда молчит совесть

— Не ты одна так думала! Все бакинцы считают: раз человек из деревни приехал, где ему научиться плавать? Забывают: у вас — море, а у нас горные реки! Бурные, шумные. За их рокотом птичьего крика не услышишь. А весной, когда начинается половодье, попробуй подступись к горной реке. В детстве я хорошо плавал, теперь отвык немного.

— Вот и напрасно! — Арзу перевернулась на бок и тихо плыла рядом с ним, медленно перебирая руками. — Старик-то прав. Я спорила с ним, потому что он очень резко говорил, но по существу-то ведь прав. Не ценим мы наше море… В журнале «Здоровье» я прочла, что Каспийское море по своим целебным свойствам превосходит многие моря мира. А пляж? Где еще найдешь такой мелкий, белый песок?

— Воды Каспия содержат бром, йод и множество других полезных органических веществ.

— Все-то ты знаешь! Так почему пренебрегаешь прелестями морского купания? — И снова полились упреки: — Кожа да кости от тебя остались, все ребра пересчитать можно. Так и до болезни недолго.

— Не бойся, туберкулеза у меня не будет! Ну и что ж, что я худой? Зато здоровый, с детства закален…

— Эх, — вздохнула Арзу, — тебя не переспоришь, упрямый!

Сделав резкий рывок, Вугар подплыл к ней, схватил на руки и, швырнув в набегавшую волну, глубоко нырнул. Этим он как бы подвел итог их разговора. Сегодня ему не хотелось думать ни о чем серьезном, даже о работе. Как эти люди на пляже, забыть обо всем, наслаждаться морем, небом, солнцем, близостью Арзу. Отдыхать, отдыхать. Целый день, один только день… Больше ему не надо, он хорошо знал себя. Настанет завтра — и снова работа поглотит его.

Глава пятая

Домой Вугар возвратился счастливый и довольный, казалось, отдыхал не один день, а целый месяц. Забота и уважение, которым его окружили в доме Арзу, согревали, усталость прошла, сомнения рассеялись, он чувствовал себя бодрым, здоровым, исполненным сил. Но, раздеваясь, вдруг испытал резкую боль — тело горело и зудело. Он вспомнил предупреждения Арзу: «Накинь рубашку, потом будешь мучиться». Он пренебрег ее советом, хотел наверстать упущенное, за один день загореть так, как другие за целое лето. Вот результат, — ему казалось, что его поджаривают на костре, все горело внутри и снаружи, начинался жар. Ночью температура поднялась до сорока. Он мучился, но терпел, не хотел тревожить маму Джан-нат. Но боль осилила волю, — мягкая постель казалась сложенной из раскаленных камней, повернувшись, он застонал, заохал. Мама Джаннат прибежала перепуганная и, узнав, в чем дело, не на шутку рассердилась.

— Ты маленький, что ли? — ворчала она. — Или не знаешь, что нельзя первый раз долго оставаться под солнцем?

Ответом ей были только стоны и вздохи. Перерыв ящики шифоньера, мама Джаннат нашла старую банку с вазелином и густым слоем вымазала Вугара с ног до головы. Потом положила на лопатки мокрое полотенце, и боль понемногу стала утихать. Вугар ругал себя на чем свет стоит и даже жалел, что поехал в Мардакяны. Уверенный, что теперь расхворается и долго не сможет работать, он давал клятвы, что больше ноги его не будет на даче. Наконец заснул.

А проснувшись утром, с удивлением обнаружил, что совершенно здоров. Ничего не болело, температура упала.

Вугар поехал в институт.

Оставшись в лаборатории один, он во всех подробностях припомнил вчерашний день. Ощущение счастья не покидало его, на душе было легко и весело. Он позабыл свои ночные клятвы и теперь давал себе прямо противоположные обещания: «Так отдохнул, словно заново родился на свет. Надо каждое воскресенье обязательно ездить в Мардакяны». Он вспомнил, что, прощаясь с Арзу, обещал, что воскресные дни они будут проводить вместе. «Поверь мне, — шептал он, — я буду приезжать, мне так хорошо у вас…»

И сейчас, вспоминая разговор, он решительно сказал вслух:

— Так и будет, Арзу, так и будет!

Он распахнул окна и, ожидая, пока проветрится комната, весело прохаживался взад и вперед по коридору. Ему нравилось, что он один.