Когда море отступает

— Командир отряда Максим. Эф-Эф. Где генштаб?

— Какой генштаб? — вопросом на вопрос отвечает Жюльен.

— Генеральный штаб Сопротивления.

— А-а-а!.. — до странности нерешительно тянет Жюльен. — Это, наверно, напротив, в мэрии, там, где карточки выдают.

Максим, по-военному печатая шаг, идет к двери и машет рукой. Никакого впечатления! Тогда он орет. Вот так голосина — видно, что привык командовать! Из-за угла медленно выходят один, два, три, четыре, пять, шесть молодцов. Они двигаются перебежками, порознь, так, как если бы площадь находилась под непрерывным обстрелом. Отдуваясь, они входят в кафе.

— Доблестное войско! — цедит сквозь зубы Жюльен.

Двое из них одеты в грубые серо-голубые гимнастерки без нашивок и в такого же цвета брюки. Один, здоровенный, подпоясался, как Максим; висящий на поясе штык бьет его по жирному бедру. У него добродушная физиономия веселого колбасника. Другой, в такой же причудливой форме, еще худее Максима. Он утонул в своей гимнастерке. Он без фуражки, под короткими волосами видны непонятного происхождения бугры; вообще его череп представляет собой местность пересеченную.

— Ты знаешь, что это за птицы? — спрашивает хозяина инвалид.

Жюльен качает головой, углы его губ оттянуты книзу.

Их всего восемь. У одного из них, чисто выбритого, молодое лицо и совершенно седые волосы; он грызет пшеничные зерна. На рукаве у двух других держащиеся на огромных английских булавках повязки, на которых вкривь и вкось выведены буквы: F.F.I.

— Отряд имени Вильгельма Завоевателя! Мы отрезали противника от тылов, — сообщает командир отряда. — Покажи, что у тебя в сумке, Бананиа.

Бананиа, сверкнув зубами, достает из сумки шесть пряжек от поясов и шныряет их на мраморный стол. На пряжках написано: Gott mit uns[32].

— Вот гады! Как в ту войну! — говорит голубой ветеран. — Какие прежде были, такие и сейчас, при Гитлере!

Абель и Жак рассматривают пряжки, потом вольных стрелков, командира Максима, а затем Бананиа, который в это время с веселым огоньком в глазах медленно проводит по шее ребром ладони.

На одном из стрелков синий комбинезон. Ему лот сорок; у него светлые усы и низкий лоб; он смоется счастливым смехом никогда не унывающего человека. Двое в темно-голубых гимнастерках — да что же это за армия? — устанавливают рацию.

— Э-ЭР Семнадцать, — поясняет Максим. — Из Воселльского склада. Введен в употребление в пехоте в сороковом году.

Толстый колбасник надевает наушники.

— Говорит «Вильгельм Завоеватель», — начинает он голосом опытного радиста. — Говорит «Вильгельм Завоеватель». «Вильгельм Завоеватель» вызывает «Сардину». Вы меня слышите? Вы меня слышите? Перехожу на прием. Перехожу на прием.

Толстяк вертит переключатель. Слушает. Все прислушиваются к тому, кто слушает.

— Ну что, Ва-банк? — спрашивает командир и от нетерпения трет свои усики указательным пальцем.

Радист снимает наушники. Максим повторяет вопрос, радист отрицательно качает головой.

— «Сардина» никогда не слушает. Экая неразбериха с этим Освобождением! — ворчит командир и обращается к Жюльену: — Коллабошки есть у вас в селе?

Жюльен пожимает плечами.

— Лучше будет, если вы назовете, а уж мы разберемся.

— Что такое FFI? — спрашивает Абель у веселого карапуза.

Ему отвечает другой FFI. Еще смуглее Максима, с заячьей губой, он коверкает французские слова Форс Франсез де л’Интерьёр[33] на испанский лад:

— Форсес Франчёсес де л’Интерьор.

— Фоус Фуансоа до л’Интейёй, — повторяет Бананиа.

— Вы откуда? — обращается с вопросом к чернокожему Жак.

— С Гваделупы.

Это слово расцвело чудесным бархатистым цветком.

— Мы не обязаны верить вам на слово, хозяин, — грубо говорит Максим. — Так-таки нет коллабошек? Странно! Ну, мы сейчас сами проверим!

— Но-но, друг сердечный, легче на поворотах! — кричит вдруг побагровевший хозяин. — Минуточку внимания! — Тут он изо всех сил ударяет мухобойкой по прилавку: — Вот что, Эф-Эф-И, если вы, бл…ны несчастные, будете говорить со мной в таком тоне, я вас вытряхну отсюда к чертовой матери! Хотите реквизировать — идите за разрешением к мэру! Я же у вас документов не спрашиваю! А ведь вас тут никто не знает!

Взвесив силу этого сопротивления Сопротивлению, Максим после некоторого колебания уходит, за ним — двое с повязками.

Небо в тучах. Канонада не утихает. Сигналы поступают, один другой перебивают, сливаются, и расшифровать их не удается.

— Ну, теперь можно и в картишки, — бросает толстый колбасник, по прозвищу Ва-банк, и приглашает в партнеры славного юношу с седыми волосами.