Когда море стало серебряным

Ишань сердито посмотрел на князя, тот ответил ему упрямым и обиженным взглядом, словно это он был ребёнком, а Ишань – взрослым. Они стояли на завывающем ледяном ветру, словно две хмурые статуи. Пиньмэй переводила взгляд с одной статуи на другую, взволнованно вцепившись в браслет Амы. Гладкость нефрита ласкала закоченевшие пальцы, и Пиньмэй с удивлением услышала собственный голос:

– Ваше величество, – эти тихие слова, прервав напряжённое молчание, прозвучали оглушительно громко, – я не закончила свою историю. Можно я её дорасскажу?

С трудом придя в себя после невероятного события – не каждому доводится увидеть, как родной отец превращается в тигра! – молодой князь обратил внимание на лунный цветок, выращенный по отцовскому приказу. И верно, цветок поражал своей красотой. Князь долго смотрел на него, потом перевёл взгляд на свой горшок, в котором не было ничего, кроме чёрной земли, и покачал головой.

В Праздник Луны князь Города Яркого Лунного Света прибыл в императорский дворец. Проходя со своим пустым горшком мимо огненно-красных пионов и ярко-розовых цветущих персиков, мимо элегантных хризантем и нежных лилий, он слышал, как люди вокруг испуганно перешёптываются.

И их испуг был понятен. Ибо когда император увидел пустой цветочный горшок, лицо его сделалось тёмным, как железо.

– Это ещё что? – процедил он. – Пустой горшок? Чей?

– Мой, – сказал молодой князь, падая ниц перед императором.

– Я отберу у тебя княжество! – взревел император. – Как ты посмел нанести мне такое оскорбление?

– Простите, ваше высочайшее величество, – сказал князь, распластавшись на полу. – Я старался изо всех сил, но семечко так и не проросло.

– Не сумел вырастить обычное семечко? – Император скривился. – Да что ты вообще умеешь?

Он глянул на князя, распростёртого у его ног, и окинул взглядом море цветов вокруг. Алые, оранжевые, розовые, золотые, они колыхались и пламенели.

– Скажи-ка мне, – произнёс император чуть изменившимся тоном, – может, у тебя есть оправдание получше? Может, твой цветок погубил неумёха-садовник? Может, кто-то из князей-соперников подсыпал в почву яд?

– Нет, ваше высочайшее величество, – ответил князь. – Я просто не сумел вырастить ваше семечко.

– Хорошенько подумай, прежде чем отвечать, – угрожающим тоном произнёс император. – Возможно, от этого ответа зависит твоя жизнь. Кто виноват в том, что горшок пуст?

Князь поднял голову. Лицо его было бледно, но он ответил без колебаний:

– Я.

Зал ахнул. Все ожидали, что император кликнет стражу и велит уволочь бедного князя с глаз долой. Но вышло иначе: император улыбнулся, встал и жестом предложил молодому князю подняться на ноги.

– Поклонитесь ему! – приказал император. – Все кланяйтесь величайшему князю в моей империи!

Все остальные князья послушно склонили головы, ничего не понимая.

– Только храбрейший и достойнейший из мужей осмелился принести мне пустой горшок, – сказал император, – и при этом отказался переложить вину на других. Ты – честнейший из честных.

– Не понимаю, – пробормотал князь.

– Из семян, которые я вам раздал, ничто не могло вырасти, – объяснил император. – Потому что я их сварил.

Когда Пиньмэй закончила свой рассказ, снова наступило молчание, но не напряжённое, как раньше, а спокойное. Князь долго смотрел мимо каменной статуи на покрытое льдом озеро. Потом повернулся к Ишаню и низко склонил голову.

– Ты прав, – произнёс он тихо. – Если бы мои предки узнали, что я помогал императору, им стало бы стыдно за меня.

Он опять поднял голову. Взгляд у него был как у затравленного зверя. Пиньмэй прочитала в этом взгляде тревогу, и раскаяние, и усталость. Забыв, что перед ней князь, она легонько дотронулась до его руки. Князь посмотрел на девочку, его полные боли глаза смягчились. Он с благодарностью погладил Пиньмэй по руке, а мягкие снежинки беззвучно опускались на них, как усталые звёзды.

Вдруг холодный воздух наполнился птичьим пением. Пиньмэй вскинула голову. Ласточка! Ласточка госпожи Мэн. А вот и сама госпожа, бежит к ним.

Они бросились к ней навстречу.

– Меня послала к вам Янна, – проговорила госпожа Мэн задыхаясь и крепко обнимая детей. – Она сказала… император… солдаты… стража…

В воздухе раздался свист, потом пронзительный крик и звук удара о землю – что-то упало с неба. Пиньмэй посмотрела вниз. У ног Ишаня лежала мидия, а из неё торчал наконечник солдатской стрелы.

Глава 37

Ишань поднял мидию и выдернул стрелу.

– Нам нужно бежать, – сказал он, глядя на князя.

Князь кивнул.

– За мной, – велел он. – Быстрее!

Князь повёл их в глубь сада. Вдалеке уже слышались крики солдат и приглушённый топот сапог по засыпанной снегом дорожке Длинной Галереи. Князь затащил их под какую-то гигантскую, грубо вытесанную статую. Прямо перед ними простиралась каменная стена, ограждавшая сад.

– Что… – начал было Ишань.

– Ш-ш-ш, – перебил его князь. Он снял перчатки и стал ощупывать стену. – Вот, – довольным голосом произнёс он.

В свете его фонаря Пиньмэй увидела, что он нашарил выступ в стене; выступ, похожий на… на рукоятку? Князь обеими руками надавил на один из камней…