Когда море стало серебряным

Пожилая женщина и девочка приблизились, радостные, сияющие. Юноша озадаченно наклонил голову. У девочки знакомое лицо! И она бежит к нему и выкрикивает его имя! Да! Теперь он её узнал! Это же…

– Внучка Сказительницы! – радостно засмеялся Сыфэнь. – Что ты тут делаешь?

– Сыфэнь! – воскликнула Пиньмэй. – Я как раз собиралась задать тебе тот же вопрос.

– Но я первым спросил! – возразил Сыфэнь, хватая её за руку.

– Мы пришли вернуть дочери её отца – каменотёса, – сказала Ама, – а князю Города Яркого Лунного Света – один очень важный листок бумаги.

– Моего отца вы найдёте в Павильоне Уединения, – сказал Сыфэнь и махнул в сторону озера, где на берегу белела одинокая беседка. – Он там, как обычно, рисует.

– Твоего отца? – Пиньмэй изумлённо помотала головой, глядя в довольное лицо Сыфэня. – Князь Города Яркого Лунного Света – твой отец? Я могла бы и догадаться.

Сыфэнь, будто вспомнив о приличиях, стёр с лица довольную ухмылку и почтительно поклонился Аме.

– Вы, должно быть, Сказительница, – произнёс он. Потом посмотрел на Пиньмэй, и в голосе его зазвучала озабоченность: – Но где же твой друг? Тот мальчик в красном?

– Он тоже должен был кое-что вернуть, – сказала Пиньмэй. – Но сейчас он, наверное, уже дома.

– Как и я, – сказал Сыфэнь и улыбнулся так широко – хотя, казалось, шире уже некуда, – словно хотел объять своей улыбкой и сад, и небо. – Но расскажите же мне о себе! Вы дошли до Города Яркого Лунного Света, это ясно. Но что приключилось с вами по дороге? И что должен был вернуть ваш друг и кому?

– Ох, мальчик мой, – сказала Ама, – это длинная история.

– Отлично! – сказал Сыфэнь и перевёл взгляд на Пиньмэй. – Ты же знаешь, как я люблю длинные истории!

Ама улыбнулась и села.

Пиньмэй, однако же, рассматривала потолочную балку над головой у Амы. Там был нарисован старец на вершине горы, который глядел вниз, на море. Над волнами возвышался морской дракон, разинувший пасть, а рядом с ним была девушка немыслимой красоты, и она вытягивала руку вперёд, словно показывая какую-то находку. Все обитатели моря, от грациозного лунма до смеющейся рыбки, застыли перед горой в благодарном поклоне. А в небе над солнцем – или это была луна? – выгнулась радуга. Все детали на картине были выписаны так тщательно, что Пиньмэй даже разглядела предмет, который девушка сжимала в пальцах. Это была тоненькая серебряная иголка.

– Ну же! – сказал Сыфэнь, и тут как раз к ним подошли Янна и каменотёс. – Расскажешь всем нам вашу историю?

Пиньмэй оторвала взгляд от картины. Янна, каменотёс, Сыфэнь, даже Ама – все смотрели на неё выжидающе. Ама погладила её по коленке.

– Пожалуйста, – сказала Ама, улыбаясь ещё шире, – расскажи!

– Хорошо, – сказала Пиньмэй и села рядом с ней.

Цветы в саду своим многоцветьем словно вторили радуге на картине, а белые облачка походили на нарисованные барашки на нарисованном море. Две бабочки, красная и голубая, вместе выводили в воздухе сложные завитушки, будто писали стихи. Я никогда тебя не забуду, сказал ей Ишань, и только такое бессмертие – настоящее.

В полной мере осознав смысл этих слов, Пиньмэй закрыла глаза, и воспоминания обо всём, что она утратила и что обрела, сплетались вокруг неё в прекрасный невидимый узор. А открыв глаза, она увидела, что все вокруг смотрят на неё и ждут, когда же она начнёт свой рассказ.

Пиньмэй улыбнулась и начала:

– Когда море стало серебряным…

От автора

Среди той малости, которую я выучила по-китайски в детстве, был счёт до десяти. Я легко могла отбарабанить эти числа, однако не ощущала в них никакой магии. Только став взрослой, я узнала, что в китайской культуре даже самые обычные цифры имеют богатую историю. Многие из них – например «шесть», «восемь» и «девять» – похожи по своему звучанию на другие слова. «Шесть» звучит как слово, означающее «гладкий» или «спокойный, мирный», «восемь» напоминает слово «удача», а «девять» – «навсегда». Это счастливые, благоприятные числа – их «прячут» в живописных полотнах, вышивают на императорских одеждах, выбирают для особых дат, стараются заполучить на номера автомобилей. Помню, как просияли мои друзья в Гонконге, когда после ужина нам принесли счёт, состоявший из шестёрок и девяток. «До чего же мы везучие!» – с гордостью воскликнул один из них.

Когда мой первый муж, Роберт, умер от рака, я очень много думала о жизни и о том, чего я от неё хочу. И тут, как ни странно, мне помогли именно эти три цифры. Ведь что они такое, если не символы того, о чём мы мечтаем и чего желаем друг другу? Мир (шесть), счастливая судьба (восемь) и долголетие (девять) – таковы, по мнению древних китайцев, три составляющие подлинно счастливой жизни.