Получилось. Слушателей очень заинтересовало это сочинение, они явно радовались тому, что познакомились с чем-то неизвестным, и поскольку исполнение тоже оказалось удачным, не скупились на аплодисменты. Да и я быстро забыл о своих первоначальных сомнениях и в полной мере наслаждался тем, что в очередной раз открыл прежде незнакомое мне сочинение. Тем более что заставляющий вспомнить Брамса и Макса Бруха концерт Зутера и впрямь заслуживает того, чтобы перестать пылиться в архивных шкафах. Моё любопытство вызвало уже то обстоятельство, что впервые это сочинение сыграл в 1921 году Адольф Буш, выдающийся виртуоз скрипки и тогдашний учитель моего «музыкального дедушки» Иегуди Менухина. Когда я разучил и сыграл этот концерт, у меня было такое чувство, будто я нашёл сокровище. С тех пор я ношусь с мыслью не ограничиться единичным исполнением в Нью-Йорке, а познакомить публику с этим концертом и в других местах. Свою задачу музыканта я понимаю именно так: наряду с исполнением известных шедевров постоянно искать почти неизвестное или малоизвестное, самому всё больше узнавать о музыке и знакомить с тем, что узнал, посетителей концертных залов. Я мог бы, если бы захотел, весь год ездить по миру с «Временами года» Вивальди. Но настоящее творческое удовлетворение от таких поездок получить сложно, так как в мире есть много других вещей, которые мне хочется сыграть.
ВСЁ ВРЕМЯ В РАЗЪЕЗДАХ
Кстати, о разъездах: об этом меня уже спрашивал Ларри, таксист из Сан-Франциско, когда выгружал мой багаж в аэропорту. Не слишком ли утомительно беспрерывно путешествовать, большую часть года проводить в гостиницах и жить на чемоданах, интересовался он. Это цена, которую приходится платить за свою профессию, ответил я, и в моих словах не было даже намёка на сожаление. Когда я начал играть и активно двигался к своей заветной цели — стать солистом, то знал заранее, что мне предстоит. Кто хочет выступать в крупнейших залах мира, тот просто не может быть домоседом. И потом, когда я думаю, в каких чудовищных условиях путешествовали люди раньше, у меня не остаётся повода для жалоб. Когда Моцарт в ноябре 1780 года ехал в почтовой карете из Зальцбурга в Мюнхен, то чтобы преодолеть 160 км ему понадобилось два дня. Сразу после путешествия он в непринуждённых выражениях сообщал отцу, что у него была «огненно-красная, измозоленная задница». Сегодня музыканты путешествуют с гораздо большим комфортом. К этому следует добавить, что во многих городах у меня появились хорошие знакомые и друзья, так что я чувствую себя там как дома. А если после репетиций и концертов остаётся свободное время, даже могу себе позволить побывать на выставках и в музеях, осмотреть достопримечательности.
И всё же это отнюдь не развлекательные путешествия, все они связаны с трудной, хотя и прекрасной работой. Кроме того, к ним нужно интенсивно готовиться. И когда я заглядываю в свой заполненный до отказа календарь-ежедневник, у меня иногда появляется страстная мечта о длительном отпуске, без скрипки, без обязанностей, без концертов, «sans странствий, sans музыкальных праздников, sans everything»{7}, как однажды в минуту крайней усталости сразу на трёх языках написал Мендельсон своей сестре Ребекке.
ВЫСТУПЛЕНИЯ РАСПИСАНЫ НА ГОДЫ ВПЕРЁД
Во избежание недоразумений я тогда сказал Ларри: быть очень занятым и уже сегодня знать, что будешь играть через два или три года — совсем не повод для жалоб. Напротив, это как раз и было моим заветным желанием — стать востребованным солистом и получать как можно больше предложений.
Я поведал Ларри, как всё началось. Когда мне было пять лет, отец спросил меня, действительно ли я хочу стать скрипачом; об этом, кстати, я объявил своим родителям ещё раньше, в четырёхлетнем возрасте, но спустя год я решил уточнить у отца, будет ли у меня в таком случае достаточно денег для покупки жевательной резинки. «Если станешь знаменитым, — ответил он, — сможешь покупать столько резинки, сколько захочешь». Вот тогда я принял окончательное решение, и пути назад уже не было.
Но всё же иногда я спрашиваю себя, не лучше ли было бы иметь для концертной деятельности больше свободы и подвижности, как это вполне естественным образом практиковалось в начале XX века. Если молодой Менухин давал в Берлине удачный концерт, он совершенно спонтанно мог договориться и о втором концерте на следующей неделе, а потом, возможно, и о третьем. Сегодня такое абсолютно исключается, так как сроки выступлений давно определены.
Когда такой известный агент, как Витико Адлер из Берлина, рассказывает о прошлом, понимаешь, как сильно изменилась система музыкальной деятельности. Прежде всего из-за нацеленности всех и вся на экономические проблемы, но также и под влиянием фирм звукозаписи, — ведь нередко они сами решают, какие композиции включать в программу — как подготовку к последующей записи или ради лучшего сбыта уже произведённых CD.