Когда мы были сиротами

— Когда мы виделись с ней, она, естественно, спрашивала о тебе. Я рассказал все, что знал. Она осталась довольна. Видишь ли, до той нашей встречи она была полностью отрезана от внешнего мира и в течение семи лет слышала лишь то, что Ван считал нужным довести до ее сведения. То есть, я хочу сказать, у нее не было никакой уверенности, выполняется ли финансовая договоренность. И именно это она прежде всего хотела узнать. К счастью, я смог ее заверить, что договоренность выполняется. После семи лет мучительных сомнений твоя мать наконец обрела душевный покой. Ты не можешь себе представить, какое она испытала облегчение. «Это все, что я хотела узнать, — повторяла она. — Это все, что мне было нужно».

Он пристально посмотрел на меня, и я задал ему вопрос, которого он ждал:

— Дядя Филип, о какой финансовой договоренности идет речь?

Уставившись на свои руки и помолчав немного, он ответил:

— Если бы не ты, если бы не ее любовь к тебе, Вьюрок, уверен, твоя мать, не колеблясь ни минуты, наложила бы на себя руки, прежде чем позволила бы этому негодяю хоть пальцем прикоснуться к себе. Уж она бы нашла способ сделать это. Но нужно было думать о тебе. Поэтому в конце концов, оценив ситуацию, она тоже выставила условие: твое финансовое обеспечение в обмен на… на ее благосклонность. Все было устроено через посредника от компании, я проследил за этим. У Суайра был человек, который ни о чем не догадывался. Этот простофиля думал, что организует безопасный провоз для опиума. Ха-ха! Но и дурак он был! — Дядя Филип рассмеялся и затряс головой, потом снова помрачнел, возвращаясь к печальной теме.

— Мое обеспечение… — тихо повторил я. — Но мое наследство…

— Ах да, твоя английская тетушка! Она никогда не была богата. Твоим истинным благодетелем все эти годы оставался Ван Гун.

— Значит, все это время я жил на… я жил на… — У меня не хватило духу закончить фразу. Дядя Филип кивнул:

— Твое образование, твое место в лондонском обществе, то, что ты сумел стать тем, кем стал, — всем этим ты обязан Ван Гуну. А вернее, добровольной жертве твоей матери.

Он снова замолчал, а когда опять поднял голову, я увидел в его лице нечто новое — почти ненависть. Однако он поспешно отвернулся и отодвинулся в тень. Теперь я его почти не различал.

— Когда я в последний раз видел твою мать, там, в крепости, — сказал он, — она утратила всякий интерес к антиопиумной кампании. Она жила только ради тебя и тревожилась только за тебя. К тому времени торговлю опиумом объявили вне закона, но даже эта новость была ей безразлична. Я, конечно, огорчился, так же как и все остальные, кто отдал борьбе с этим злом многие годы жизни. Мы считали, что достигли, наконец, своей цели — опиумную торговлю запретили. Потребовался еще год или два, чтобы понять, что на самом деле значил этот запрет. Торговля просто перешла в другие руки — вот и все. Теперь ее контролировало правительство Чана. Наркоманов стало еще больше, но теперь их деньги шли на поддержание армии Чан Кайши и его власти. Вот тогда я и принял сторону красных, Вьюрок. Думаю, твоя мать пришла бы в отчаяние, узнай она, чем закончилась наша кампания, но ее это больше не интересовало. Единственное, чего она хотела, — это чтобы позаботились о тебе. Только о тебе желала она говорить. Знаешь, Вьюрок, — его голос вдруг зазвенел, угрожая сорваться, — во время нашей встречи мне показалось, что она в полном порядке. Но я расспросил о ней у домашних, у тех, кто мог меня просветить, мне хотелось узнать правду о том, как с ней обходятся на самом деле, потому что… потому что я понимал: настанет день, когда наша встреча с тобой состоится. И я узнал. О да, я узнал! Все.

— Вы нарочно мучаете меня?

— Дело было не только… не только в том, что ей пришлось уступить ему в постели. Он регулярно порол ее кнутом в присутствии гостей и называл это «укрощением белой женщины». Но и это еще не все. Ты знаешь?…

Я заткнул уши и закричал:

— Хватит! Почему вы меня терзаете?

— Почему? — гневно воскликнул он. — Почему?! Да потому что хочу, чтобы ты знал правду! Все эти годы ты презирал меня. Возможно, я это и заслужил, но таков уж наш мир. Я старался привнести в него добро. Я не хотел стать тем, кем стал. Однажды я принял по-своему смелое решение — и вот к чему это привело. Ты меня презираешь. Все эти годы, Вьюрок, ты, человек, который был мне близок, почти как сын, презирал меня и продолжаешь презирать. Но теперь-то ты видишь, каков он, этот наш мир, на самом деле? Ты понимаешь, благодаря чему мог благополучно жить в Англии? Стать знаменитым сыщиком? Сыщик! Кому это нужно? Украденные драгоценности, аристократы, убитые из-за наследства. Думаешь, за это стоит бороться? Твоя мать хотела, чтобы ты всегда жил в своем зачарованном мире. Но это невозможно. В конце концов он неизбежно должен был рухнуть. Чудо уже и то, что ты просуществовал в нем так долго. Ну что ж, Вьюрок, я дам тебе шанс. Вот.

Он снова достал пистолет, вышел из тени и, когда я поднял голову, склонился надо мной, как когда-то в детстве. Откинув полу пиджака, дядя Филип приставил пистолет к груди у сердца.