Когда мы были сиротами

У стен стояло несколько потертых кресел, обитых красноватой тканью. В одном из них самозабвенно храпел старый китаец, одетый в насквозь пропотевший европейский костюм. Все остальные кресла были свободны, за исключением одного, тонувшего в тени дальнего от рулетки угла: в нем, опершись подбородком на запястья сложенных рук и полуприкрыв глаза, сидела Сара.

Когда я подошел и устроился рядом, она вздрогнула.

— О Кристофер! Что вы здесь делаете?

— Просто проходил мимо. Простите. Я не хотел вас напугать.

— Просто проходили мимо? Мимо такого места?! Я вам не верю. Вы искали нас.

Мы говорили полушепотом, чтобы не мешать игрокам. Откуда-то из глубины здания доносились звуки трубы — похоже, кто-то учился играть.

— Ладно, признаюсь: я случайно услышал, что вы пошли сюда, и, проходя мимо…

— О Кристофер, вам было одиноко!

— Едва ли. Просто у меня выдался весьма безрадостный день, захотелось немного развеяться, вот и все. Хотя не скрою, знай я, что вы находитесь в подобном заведении, может, и не пришел бы сюда.

— Не будьте так жестоки. Мы с Сесилом любим спускаться на дно жизни. Это забавно. Иначе трудно понять, что такое Шанхай. Ну ладно, расскажите мне о своем безрадостном дне. Вы выглядите подавленным. Догадываюсь, что прорыва в деле добиться не удалось.

— Прорыва действительно нет, но я отнюдь не подавлен. Картина начинает вырисовываться все четче.

Когда я начал рассказывать Саре, как провел более двух часов, ползая на коленях по гнилой лодке, в которой были найдены три разлагающихся трупа, она скорчила гримасу и прервала меня:

— Какая мерзость! Кто-то рассказывал сегодня в теннисном клубе, что у трупов были отрезаны руки и ноги. Это правда?

— Увы, да.

Она поморщилась.

— Об этом даже противно думать. Эти китайцы ведь были рабочими с фабрики? Но разумеется, такие люди не могут иметь ничего общего с… с вашими родителями.

— Напротив, полагаю, это преступление все-таки имеет отношение к делу моих родителей.

— Вот как? В теннисном клубе говорили, что эти убийства связаны с пресловутой Желтой Крысой. Что убитые — родные и близкие Желтой Крысы.

— Желтого Змея.

— Простите?

— Это коммунист-предатель. Желтый Змей.

— Ах да. Какая разница, все это так мерзко! О чем только думают китайцы, перегрызая друг другу глотки в такой момент? Как вы считаете, красные и правительство могли бы хоть ненадолго сплотиться перед лицом японской угрозы?

— Боюсь, ненависть между коммунистами и националистами зашла слишком далеко.

— Вот и Сесил так же считает. О, вы только посмотрите на него! Ну как он может так играть?

Я проследил за направлением ее взгляда и увидел, что сэр Сесил, сидевший к нам спиной, сполз на бок и почти всей своей тяжестью лежит на столе. Казалось, он вот-вот упадет со стула.

Сара взглянула на меня с явным смущением. Потом встала, подошла к мужу, положила руки ему на плечи и начала что-то тихо говорить ему на ухо. Сэр Сесил очнулся, посмотрел вокруг. Вероятно, в этот момент я на секунду отвлекся, так как не могу сказать точно, что произошло дальше. Когда я снова посмотрел в их сторону, Сара, покачиваясь, словно ее ударили, шла обратно. На какой-то миг мне показалось, что она сейчас потеряет равновесие, однако ей удалось устоять. Я взглянул на спину сэра Сесила, который опять сидел ровно, сосредоточившись на игре; ни за что нельзя было бы сказать, что он — виновник неуверенной походки жены.

Сара увидела, что я смотрю на нее, улыбнулась и, подойдя, села рядом.

— Он устал, — сказала она. — У него еще столько энергии. Но в его возрасте следует больше отдыхать.

— Часто вы бываете в этом заведении?

Она кивнула.

— И еще в нескольких таких же. Сесил не любит шумных и ярко освещенных мест. Он считает, что в подобных клубах невозможно выиграть.

— Вы всегда сопровождаете его в этих вылазках?

— Должен же кто-то за ним присматривать! Он, знаете ли, немолод. О, для меня это ничуть не обременительно! Мне даже интересно. К тому же здесь перед нами приоткрывается истинное лицо города.

Шумный вздох донесся от игорного стола, и все игроки заговорили одновременно. Я видел, как сэр Сесил попытался встать, и только тут понял, насколько он пьян. Он шмякнулся обратно на стул, но вторая попытка увенчалась успехом, и он, шатаясь, направился к нам. Я поднялся, приготовившись обменяться рукопожатием, однако он положил руку мне на плечо — не в последнюю очередь, чтобы сохранить равновесие, — и воскликнул:

— Мой дорогой мальчик, дорогой мой мальчик! Я так рад вас видеть.

— Поймали вы удачу, сэр?

— Удачу? Ан нет, нет. Паршивый вечер. Вся эта проклятая неделя была гнусной, гнусной, гнусной. Но ведь никогда не знаешь заранее, что будет. Я еще поднимусь снова — ха-ха! Восстану из пепла.

Сара тоже вскочила и протянула руку, чтобы поддержать его, но он, не глядя, отмахнулся от неё и обратился ко мне:

— Послушайте, хотите коктейль? Внизу есть бар.

— Благодарю вас, сэр, но мне пора возвращаться в отель. Завтра снова предстоит трудный день.