Его решение описывало свойства пространства и времени вокруг обычной звезды. Как и предсказывал Эйнштейн, пространство плавно изгибается, и звезда повисает в углублении, точно ребенок, свернувшийся клубочком в гамаке. Сложности возникают, когда в маленьком пространстве скапливается слишком большая масса – так бывает, если гигантская звезда истощает запас своего топлива и коллапсирует. Согласно вычислениям Шварцшильда, в этом случае пространство и время не искажаются, а разрываются. Звезда всё уменьшается и уменьшается, ее плотность стремительно растет. Сила гравитации становится настолько большой, что пространство бесконечно закручивается, замыкаясь на самом себе. В итоге в нем формируется провал, из которого невозможно выбраться, что навсегда отделяет его от остальной Вселенной.
Эту особенность времени-пространства назвали сингулярностью Шварцшильда.
Сначала даже сам Шварцшильд решил, что его выкладки – математическая ошибка. В конце концов, сколько в физике таких открытий, которые навсегда остаются на бумаге? Сколько далеких от реального мира абстракций или ошибок в расчетах? Конечно, сингулярность его метрики – всего лишь просчет, странность, метафизический бред.
Невозможно представить себе обратное. На некотором расстоянии от его идеальной звезды расчеты Эйнштейна выходили за рамки разумного: время останавливалось, пространство сворачивалось кольцами, как змея. В центре умирающей звезды вся ее масса сжималась в одну бесконечно плотную точку. Непостижимо! Разве такое возможно? Это не только противоречит здравому смыслу и ставит под вопрос верность общей относительности, но и грозит пошатнуть основы физики как науки: в сингулярности сами понятия времени и пространства теряют смысл. Карл Шварцшильд попытался найти логическое решение загадки, которую сам же открыл. Может, всему виной его собственное дарование? Неподвижных и незаряженных звезд идеально круглой формы не существует. Аномалию создали идеальные условия, которые ученый навязал миру, но воссоздать их в реальности невозможно. Сингулярность, убеждал он себя, это вымышленное чудовище, как бумажный тигр или китайский дракон.
Однако метрика никак не шла у него из головы. Даже среди хаоса войны она пятном накладывалась на ужасы сражений; Шварцшильд видел ее в пулевых ранениях своих товарищей, в глазах лошадей, околевших в грязи, в стеклах противогазов. Воображение попалось в ловушку собственного открытия. Ученый с ужасом осознал: если бы его сингулярность существовала на самом деле, она длилась бы до конца времен. Благодаря идеальным условиям она становилась вечным объектом, который не растет и не уменьшается, а остается неизменным. В отличие от любого другого явления, сингулярность не меняется с наступлением будущего. От нее не убежать, как ни старайся: она создает причудливую геометрию пространства и находится одновременно в обоих концах времени. Можно убегать от нее в самое далекое прошлое или вперед в будущее, но в любом случае снова встретишься с ней. В последнем письме с русского фронта, адресованном жене, которое Карл Шварцшильд написал в тот же день, когда поделился своим открытием с Эйнштейном, он посетовал на то, что у него внутри появилось какое-то странное чувство. «Не знаю, как это назвать или описать, но сдерживать этого не могу, оно омрачает все мои мысли. Пустота, не имеющая ни формы, ни размеров; тень, которую я не могу увидеть глазами, но чувствую сердцем».
Вскоре недуг поразил его тело.
Сначала в уголке рта у него вскочило два волдыря. Через месяц руки, ноги, горло, губы, шея и гениталии покрылись такими же язвами. Через два месяца Шварцшильд скончался.