Несмотря на его военное прошлое, мне почему-то трудно себе представить, что он действительно меня понимает. Так или иначе, есть вещи, которых я не могу ему объяснить. Сейчас мне просто не хочется, чтобы они портили момент.
Отдать свое тело оказалось легко. С душой дело обстоит несколько сложнее. Удивительно, что мама и Магда так оберегали мою девственность, будто ничего более ценного у меня не было. Вообще-то у меня есть еще сердце, но оно их мало беспокоило.
– Ты все еще боишься, – произносит Ник удивленно.
– Да.
– Мне кажется…
– Что если Фидель и его люди так пугают меня, то мне лучше держаться от них подальше?
– Да.
– Единственный способ побороть страх – это посмотреть ему в лицо. Отнять у него власть над тобой.
– Никому ты больше не подвластна, Беатрис. Ты в безопасности, – говорит Ник так серьезно, что мне хочется рассмеяться.
Впервые я чувствую себя старше и мудрее его.
– Я уже забыла значение слова «безопасность». Я слишком долго жила будто бы в мыльном пузыре, не зная, каким бурным может быть внешний мир и как людям не терпится разрушить то, что мы построили. Потом вся наша жизнь оказалась ненастоящей. Это была только иллюзия, в которую мы поверили, одурачив сами себя. Второй раз я такой ошибки не совершу.
– Значит, больше ты ни во что не веришь?
– Я верю в себя.
– И поэтому никого к себе не подпускаешь, отвергая многочисленные предложения руки и сердца?
Вместо ответа я пожимаю плечами.
– Не делай этого. Не отталкивай и меня. Меня ты можешь впустить.
– Я могу впустить тебя? Это же только фантазия. Зачем зря себя обманывать?
– Это может быть не только фантазией, – возражает Ник, – но и чем-то большим, чем-то реальным.
Он хороший человек, такие в наши дни – большая редкость. Он хороший человек, и впереди у него великие дела.
Как и у меня.
Перевернувшись, я упираюсь ему в грудь подбородком и веду пальцем по его щеке.
– Нами обоими руководят наши амбиции. Давай не будем этого отрицать. У каждого из нас своя цель и свой путь. То, что произошло сейчас, – только момент.
– Ты просто не хочешь, чтобы этот момент стал чем-то большим.
– Дело не в том, чего хочу я или чего хочешь ты. Если наши планы пойдут под откос, мы оба не обрадуемся. И идеальной парочкой нас не назовешь. У тебя есть невеста. – Ник морщится. – Ты не можешь позволить себе скандал. Особенно сейчас, когда до выборов осталось… Сколько? Меньше двух месяцев? А со мной скандал тебе обеспечен.
– Совсем не обязательно. Тебе еще не поздно отказаться от этой безумной затеи с ЦРУ.
– Отказываться от затей – против моей природы.
– Иногда я забываю, как ты еще молода.
Я сажусь, роняя простыню, прикрывавшую мою грудь.
– Не надо! Не сбрасывай меня со счетов из-за возраста! До чего же мне надоело слушать, что я в этой жизни якобы ничего не смыслю, потому что я молодая женщина!
– Дело не в возрасте и не в поле. Я просто не понимаю, как в тебе уживаются два человека: один рассуждает логически, а другой так и норовит безрассудно подвергнуть себя опасности.
– Ты этого не понимаешь, потому что твоя страна не рушилась у тебя на глазах и ты не мучился от неспособности ее спасти.
Я хочу объяснить ему эту сторону себя – возможно, самую важную. Хочу, чтобы он одобрил тот выбор, который я сделала. Хочу добиться его уважения.
– Ты права, – говорит Ник, – я действительно не могу вообразить всего того, что ты пережила на Кубе. Однако вопрос в другом. Мне непонятно, почему ты непременно хочешь решить все проблемы сама. Для этого есть более подходящие люди, Беатрис. Если бы мой брат сказал мне, что связался с ЦРУ, я бы и его стал отговаривать. У Дуайера та еще репутация.
– У меня тоже. Я ввязываюсь в подобные дела не в первый раз и, думаю, не в последний.
– А семья? Что бы они сказали о твоей связи с американской разведкой?
– Они ничего не знают.
– Но если бы узнали, были бы не рады, верно?
– Пожалуй. От моего участия в кубинской революции они в восторг не пришли. Если бы я делала только то, чего хочет моя семья, у меня была бы не самая увлекательная жизнь. Здесь, с тобой, я бы сейчас точно не лежала.
Ему хватает деликатности смутиться – даже едва заметно покраснеть.
– Мой случай не такой уж и редкий, – продолжаю я. – На Кубе очень многие женщины присоединились к повстанцам и боролись за то, во что верили. Я восхищаюсь их решимостью, даже если не придерживаюсь тех же самых убеждений.
– А я беспокоюсь за твою безопасность, даже если это тебя раздражает. Ничего не могу с собой поделать, Беатрис.
Я поворачиваюсь и целую его.
– Давай не будем говорить о таких вещах. Не хочется, чтобы между нами вставала политика. По крайней мере сейчас.
– Тогда чего ты хочешь? – спрашивает Ник. – От меня?
Судя по интонации, он действительно не знает ответа на свой вопрос. Надо полагать, он из тех людей, от которых очень многие хотят очень многого.
– Вот этого.
– Чего «этого»?
– Тебя. Только тебя. Без денег на тумбочке, без лжи, без обещаний, которых мы не намерены выполнять.
– Молоденькие девушки нынче не те, что раньше!
Я закатываю глаза.
– Ты бы предпочел, чтобы я предоставила тебе рулить нашими отношениями?
Ник смеется.