Когда мы покинули Кубу

– Как насчет Европы? Насколько я помню, у вашей матушки в Испании есть кузина? И она замужем за дипломатом?

Дуайер улыбается, не сомневаясь в моем решении. Пожалуй, Куба на какое-то время останется для меня потерянной. Но это не помешает мне продолжить борьбу.

– Когда ехать?

* * *

26 ноября 2016 года

ПАЛМ-БИЧ

В первые часы утра, отпраздновав долгожданное событие в обществе родных и тысяч соотечественников на Кайе-Очо[7], она возвращается в Палм-Бич, просовывает ключ в замочную скважину своего особняка и толкает тяжелую деревянную дверь. В следующую же секунду ей все становится ясно.

Разве она могла не почувствовать?

Дверь захлопывается у нее за спиной. Она идет на свет по длинному коридору, стены которого увешаны картинами и антикварными сувенирами из дальних путешествий, фотографиями нескольких поколений родных, дипломами, гордо белеющими в рамках…

Все это свидетельства хорошо прожитой жизни.

Дойдя до стеклянных дверей веранды, она на секунду останавливается. На безымянном пальце переливается канареечный бриллиант. Она носила это кольцо больше пятидесяти лет. Нигде, кроме Гаваны, не снимала. Ей хотелось, чтобы он был рядом, даже если дорога уводит ее далеко.

Повернув ручку, она выходит в ночную прохладу. Было бы неудивительно, если бы она чувствовала усталость, ведь ей уже не двадцать два года и она уже немного отвыкла крадучись возвращаться домой на рассвете.

У них еще час до того, как солнце встанет, взорвав море разноцветными искрами.

Она должна бы устать, но не устала: ее поддерживают адреналин и надежда.

Мужчина, стоящий на веранде и, по-видимому, глубоко погруженный в свои размышления, распрямляется, как будто бы очнувшись. От этого он кажется выше и плечистее. На секунду этот старый человек, обращенный к ней спиной и глядящий на море, превращается в того, кого она любила и потеряла. Она перемещается в другое время и другое пространство, на другой балкон.

В другую жизнь.

И тут он оборачивается.

За прошедшие годы они, естественно, несколько раз встречались.

В их мире было невозможно совершенно потерять друг друга из виду. Но между ними всегда было расстояние – понимание того, что они идут разными дорогами.

Прочел ли он большую журнальную статью о ней? Следил ли за развитием ее юридической карьеры? За процессами, на которых она выступала как правозащитник? Интересовался ли он другой стороной ее жизни – той, что протекала в тени, отражаясь в засекреченных отчетах на его сенаторском столе?

Он часто появлялся на экране телевизора, пока не подал в отставку: это произошло лет десять назад. Альбом, спрятанный у нее в гардеробной, заполнен газетными вырезками о нем. Страницы истрепались от частого перелистывания. Светская хроника рассказывает ей о жизни его детей: не зная их лично, она относится к ним с нежностью, потому что они – его.

– Давно ждешь? – спрашивает она, и собственный голос, напитанный чувством, режет ей слух.

– Не очень, – улыбается он лукаво, понимая, что речь идет не только о сегодняшнем вечере.

Он состарился благородно – как вино изысканной марки. Может, это и не совсем справедливо, что время так пощадило его красоту. Но, пройдя свой путь, она твердо усвоила одну истину: жизнь редко бывает справедливой. Жизнь есть жизнь.

Она подходит ближе, и любовь, которой светятся его глаза, заставляет ее сердце биться.

– Мне тебя не хватало, – говорит она, когда расстояние между ними сокращается настолько, что можно услышать легчайший вздох.

– Мне тебя тоже.

Он протягивает к ней руку, гладит волосы, скользит кончиками пальцев по щеке, и, хоть ее кожа уже не молода, время перестает их разделять. Они снова стоят, как раньше, на балконе под лунным небом Палм-Бич.

Они не могут друг на друга насмотреться. После такой долгой разлуки просто оказаться рядом – наслаждение, которому невозможно противостоять.

– Смерть Фиделя наконец-то принесла тебе спокойствие? – спрашивает он ее.

– Я на это рассчитывала. Думала, победа будет такой сладостной… Только, конечно, я не знала, что ждать придется так долго.

– Но ты все же была счастлива?

Она улыбается.

– Была.

– Я рад этому. И рад, что время к тебе милостиво.

– Да, на время я не в обиде. – Она глубоко вздыхает. – Я очень огорчилась, когда узнала о твоей жене.

Некролог появился в газетах Палм-Бич полгода назад.

– Меня тронула записка, которую ты тогда прислала. Спасибо. У нас была хорошая семья. Мы вырастили чудесных детей, жизнь удалась.

– Приятно это слышать.

Ей действительно приятно. В юности она бы, наверное, ревновала, однако пройденный путь многому ее научил, и, пожалуй, самое ценное, что она приобрела, – это способность ставить чужое счастье выше собственного. В конце концов, разве сама природа любви не требует от нас жертв?

Он, улыбаясь, протягивает ей руку, и сердце прыгает у нее в груди. Разве не чудесно, что после стольких лет между ними по-прежнему горит яркая искра? Что они нашли дорогу друг к другу?

Такие встречи – это, наверное, судьба.