– Пока не знаю. Четкого плана еще нет. Папаша нынешнего махараджи был неплохим малым: открыт новому, предложенным изменениям не противился. А этот только рядится, как павлин, и в поло играет. Впрочем, для поло он слишком разжирел. Если потеряем княжество, бунтовщикам достанется большой куш.
– Бунтовщикам?
– Борцам за независимость Индии. Новых возмущений допустить нельзя. Местное население и без того совсем вышло из-под контроля.
Повисла короткая пауза.
– Клиффорд, вы религиозный человек? Верите в судьбу?
– Судьба – это когда все события предопределены заранее, а человек на них повлиять не может?
– Вроде того.
Клиффорд покачал головой:
– Такой фатализм отдает пораженческими настроениями. Если судьбу нельзя изменить, зачем тогда вообще что-то делать?
– Пожалуй.
– И – нет, я не религиозен.
– По-моему, индуисты понимают судьбу по-другому – не так, как мы, – проговорила Элиза.
– Верно. Лучше сама у них спроси, но, насколько мне известно, у них судьба связана с идеей о карме. Для нас судьба – это просто то, что предначертано. А у них судьбу определяют человеческие поступки, и прошлые, и нынешние. Иногда думаю: что, если непонимание между нашими культурами связано с тем, что одни и те же слова у них и у нас обозначают разные вещи?
Вернувшись во дворец, Элиза сразу поднялась к себе. Там ее ждала неприятная неожиданность: дужка висячего замка на двери темной комнаты оказалась приподнята. Элиза готова была поклясться: забрав листы с распечатками и фотопластины для Клиффорда, она заперла дверь. Наверное, в спешке не защелкнула замок как следует. Элиза позвонила в колокольчик, чтобы ей принесли чай масала, и села за стол. Нужно прочесть письмо от матери.
Дочитав, Элиза уронила листок на пол и закрыла лицо руками. Не может быть. Мама лжет. Это же просто невозможно. В памяти всплыло давно вытесненное воспоминание. Должно быть, Элизе тогда было лет восемь. В тот прекрасный солнечный день ее
Элиза подобрала письмо и перечитала его. С каждым словом камень на сердце становился все тяжелее.