На ее спине под лопаткой прячется от остального мира маленькая татуировка. Это пара балетных туфель. Ну, это сюрприз. Нужно будет расспросить ее об этом. Татуировка напоминает мне о том, что Кеннеди потеряла из-за меня. Единственное, что она любит больше всего – это танцы. А я лишил ее, возможно не навсегда, но это неважно.
Как я могу иметь наглость признаться ей в своих чувствах и ожидать, что она ответит мне взаимностью, когда все это время был эгоистичным и ненадежным? Как могу ожидать, что она разделит мои чувства, когда я не верю, что заслуживаю ее? Черт, я не заслуживаю эту девушку.
— Грэм... — голос Кеннеди звучит тихо. Я поглаживаю ее спину, выводя круги кончиками пальцев вверх и вниз по ее позвоночнику, пробегая по татуировке. — Я думаю, что смогу полюбить тебя в ответ.
Она повторяет мои слова, сказанные прошлой ночью, когда я думал, что она спит. Меня накрывает облегчение от знания, что эта сумасшедшая удивительная девушка любит меня. Мы лежим рядом, прикасаясь друг к другу и просто наслаждаясь этим моментом. Пока разговариваем, позволяем всему догнать нас – нападение Крейга, Кеннеди, отдающая мне свою девственность, а затем правда, что мы, очевидно, не должны быть друзьями. Это много для одних суток. Нет никого, с кем бы я предпочел лежать рядом прямо сейчас. Обретают смысл все события, приведшие меня в этот момент.
Родители Кеннеди возвращаются домой около полудня, как раз когда я натягиваю джинсы, пролежав в постели все утро. Нам удается часами говорить обо всем, кроме одной важной вещи. Что будет в понедельник? Мы собирались придерживаться того же плана и делать вид будто не встречаемся или сделать все известным? Я сделаю все, что она захочет, потому что сейчас Кеннеди – это все, что имеет значение. Идея скрывать то, что происходит, и то, что уже произошло, мне не нравится. Я не хочу прятать ее, как грязную тайну.
Замок на входной двери со щелчком открывается. Кеннеди выбегает из своей комнаты так быстро, насколько позволяют ее костыли, чтобы поприветствовать родителей, прежде чем они успеют войти в ее спальню. Я остаюсь один в ее комнате, пытаясь найти свою рубашку. Застать меня полуголым в комнате дочери – это самое худшее первое впечатление.
Я слышу голос Кеннеди, когда она говорит со своими родителями. Она спрашивает о том, как прошли посещения музеев и как вообще они провели время во время поездки к брату. Слушая их разговор, чувствую, как на сердце теплеет. Хотел бы я иметь то, что есть у них. Я знаю, что у них есть свои проблемы из-за спора, который я подслушал в первую ночь, когда пришел сюда, но думаю, что они спорят только за свою дочь. Они хотят для нее только лучшего. Я не понимаю всю динамику «я люблю тебя» в ее семье. Понимаю, что не каждая семья идеальна и у всех нас есть причины, которые заставляют нас едва терпеть друг друга, но я бы все отдал, чтобы мои родители говорили со мной с таким обожанием, как родители Кеннеди говорят с ней.
Я сижу на краю кровати и жду, когда Кеннеди подаст сигнал, чтобы я мог убраться отсюда прежде, чем ее отец ворвется сюда, готовый надрать мне задницу. Размышляю о том, чтобы вылезти через окно, но знаю, что лучше не давать Кеннеди повода думать, будто я сбежал. Я столкнусь с тем, что ждет меня по ту сторону двери.
Я не замечаю, как Кеннеди распахивает дверь, когда вытягиваю нитку из рубашки. Она стоит, прислонившись к дверному косяку с самой сексуальной ухмылкой, которую я когда-либо видел на ее лице. Что-то изменилось в ней, и мне хотелось верить, что именно я приложил к этому руку.
— Пытаешься решить будет ли побег через окно самым быстрым путем отсюда? —хихикает Кеннеди, подходя ближе ко мне.
— Как ты догадалась? — Я смотрю вверх, когда она встает передо мной, протягивая мне свою маленькую руку.
— Испуганный взгляд выдал тебя с головой. Мои родители хотели бы встретиться с тобой, парнем, который развратил меня, так что вставай! — Я хватаю ее за руку и встаю. Кеннеди обнимает меня за шею и шепчет на ухо. — Ты прекрасно справишься.
Я обхватываю ее голову руками и целую в лоб.
— Как ты можешь быть так уверена? Девушки любят меня. Родители девушек не особенно.
— Не напоминай мне... — Кеннеди закатывает глаза. — Ты нравишься мне, и им тоже понравишься.
— Я тебе нравлюсь, да? Я думал, ты сказала, что можешь любить меня? — Я подмигиваю ей, когда она наклоняет голову обдумывая мои слова.
— Тогда, я думаю, они полюбят тебя. — Кеннеди улыбается еще шире.
Моя рука лежит на ее талии, когда она выводит меня из-под защиты своей спальни туда, что кажется мне открытыми водами самого глубокого океана. Я знаю, что меня встретят две заботливые и любящие своего ребенка акулы. Будь я отцом отцом, я бы не хотел, чтобы рядом с моей дочерью находился кто-то хоть немного похожий на меня.