Когда настанет время возмездия (СИ)

— Я уже говорила тебе, что иногда ты бываешь просто невероятным высокомерным придурком.

Алек кивает, но его ухмылка только становится всё более самодовольной.

— Да, и мы как раз недавно выяснили, как с этим бороться.

Показушно фыркаю в ответ.

— Забудь, Алек, я ни на секундочку не купилась на твои уловки, которые определённо только работают на благо твоего эго.

Алек прищуривается якобы в неверующем подозрение, сверкнув тёмными, как ночь глазами.

— Что, даже не хочется проверить?

Я не могу воздержаться от улыбки. Серьёзно, когда это произошло, что мы вот так просто заговорили о поцелуях и о его безразмерном эго? Старательно поджимаю губы, чтобы так быстро не сдасться, и с вызовом поднимаю на него взгляд.

— Хорошая попытка, Алек, но я всё ещё злюсь на тебя.

— Нет, не злишься, — нагло заявляет он, словно точно знает об этом. — И даже не ревнуешь.

И хоть на лице Алека всё ещё беззаботное выражение, слова он произносит уверенно и безапелляционно. И я бы могла с ним поспорить, серьёзно могла бы, если бы не одно «но», что-что, а лгать о чувствах я точно не собираюсь. Я не ревную, хотя то, что испытываю, очень похоже на ревность. Мне приходится перевести дыхание, чтобы погасить последние порывы язвительности, и честно ответить ему:

— Нет, я не ревную тебя к ней, хотя для этого у меня были причины.

Последнее он не отрицает, Николь очень постаралась, чтобы разжечь это чувство, и с этим не собирается спорить. Ему невдомёк другое.

— Тогда зачем это? — это не осуждение, скорее, ему действительно важно докопаться до истины моего поведения, когда я даже не отговариваюсь от его странности.

Но мне сложно это объяснить. Чувство и правда можно легко спутать с ревностью, потому что у него одни и те же корни. Я его не ревную в плане того, что он может испытывать что-то к Николь из того, что он испытывает ко мне, нет. Однако он относится к ней по-настоящему хорошо, и это вызывает недоумение, словно я упускаю что-то важное.

— Просто Николь, она такая… такая… — беспомощно вздыхаю, осознавая, что не могу подобрать правильных слов. Поэтому говорю прямо: — Ты сам перечислил все её «качества», Алек, и я не понимаю, почему ты был с ней.

Я жду чего-то грандиозного в ответ, возможно, что ему придётся самому задумывается над этим вопросом, но совсем не медлит.

— Потому что это было просто, — отзывается сразу он, вызывая у меня немного недоумения. — Я сказал правду, Ники — друг. Какой бы она ни была стервой для других, с нами она была иной. Плюс, она знала всё про меня и не пыталась отыскать причин моих поступков. Ей было без разницы, почему я могу быть жестоким, почему ненавидел всех, она никогда не лезла в мою голову. Вот поэтому, принцесса, я и был с ней, если это вообще можно так называть. Всё было просто, понимаешь?

Нет, потому что такой ответ порождает лишь во мне большее сомнение.

— Тогда почему я? Уж я-то точно никогда не держалась в стороне от твоих мыслей.

Алек как-то сразу становится серьёзным, словно я попадаю в самую цель.

— Как раз поэтому — ты, никто даже и не думал со мной бороться, пытаясь понять. Но тебе это было важно, и ты никогда не отступала.

Я с трудом сглатываю, не способная оторвать от его глаз взгляда, снова пытаясь понять, в чём логика. Пока внезапно не осознаю: он хотел, чтобы его понимали. Хотел, чтобы кто-то постарался понять его поступки, но в силу своего характера не мог допустить, чтобы об этом хоть кто-то догадался.

— Это… это… — пробую я выразиться правильно, но Алек сразу качает головой.

— Нет смысла об этом говорить, принцесса, я просто хотел, чтобы ты знала, насколько для меня особенная. И я это знал буквально с того момента, как впервые увидел тебя. Ты единственная, кто вообще не удостаивал меня даже взглядом. Это, знаешь ли, было довольно тяжело для того, кто привык к вниманию, — говорит он и дарит мне лёгкую, почти пустую улыбку.

Больше для сглаживания всех последних признаний. Хотя знал бы он, как заблуждается. Я смотрела на него. Постоянно. Я хорошо знала, кто такой Алек Белинский, и сколько к нему подходило девушек. Я наблюдала за ним, никак не понимая, почему он так себя ведёт. Уже тогда я хотела найти на это ответ. Но Алеку я никогда об этом не скажу.

Я собираюсь улыбнуться ему в ответ, как внезапно кое-что вспоминаю.

— Когда ты меня в первый раз увидел? — спрашиваю я, и Алек тут же нахмуривается. Не из-за вопроса, из-за моей поистине взволнованном интонации. — Скажи, когда ты первый раз начал обращать на меня внимания? Ты… как-то, не знаю, выдавал себя? Просто смотрел или пытался навести справки?

Алек мрачнеет с каждой секундой всё больше, он чуть отодвигается от меня, а его руки на моей талии становятся точно не живыми и замерзшими.

— К чему ты… — пытается выяснить он, но я резко его перебиваю, хотя уже и так понимаю, что его ответ будет одним из моих вариантов.

— Просто скажи, что ты делал, Алек?

Алек немного сокрушён непониманием, проходит несколько долгих секунд, пока он смотрит мне в глаза, пробуя разгадать мотив моего вопроса. А ещё я точно знаю, что он не хотел бы говорить правду, потому что она шокирует.