Когда настанет время возмездия

— Какой? Захват базы? Убийство Виктора? — из её уст слова звучат как преднамеренная издёвка, предназначенная указать ещё раз на моё место ничего не соображающей во взрослых вещах девочки.

Хотя и мой тут же метнувшийся в сторону Алека взгляд красноречиво это доказывает. Любой бы профи смог распознать в этом страх раскрытия, но мне намного важнее сейчас, какая реакция отображается на лице Алека. Он тоже изумлён её словами? Не похоже, скорее, он к ним относительно равнодушен, словно ничего такого ошеломительного и не услышал, хотя и озабоченность просвечивает в напряжённых, выделяющихся скулах. А ещё мне хочется от него хоть какой-то поддержки, чтобы вселить в меня чуть больше решительности отстаивать свою точку зрения, но он её сейчас дать не может. И я понимаю, почему: Алек ни за что не влезет между мной и мамой. Я сама должна поверить в то, что мы безапелляционно правы, что я ни на долю не колеблюсь в победе и что сама действительно хочу участвовать во всей нашей затеи, даже если появляются вот такие аргументы, пытающиеся вселить сомнение.

Тем временем, мама не отступает, идя ещё больше в нападение, завидев за мной нерешительность.

— Ещё раз повторюсь, я очень хорошо знаю Виктора и знаю лидеров ваших старейшин, чтобы понять, что за чем последует. История раз за разом повторяется, эта война длится не какие там жалкие годы, а тысячи лет, — говорит она всё тем же холодным, вызывающим во мне противоречия голосом. Словно и не мама вовсе, а женщина, очень похожая на Софию, что не может не отозвать во мне ещё и раздражения. — Вы не первые, кто думает, что так можно решить проблему. Но правда в том, что эта проблема — не решаема, пока существует хоть одна сторона. Всё, что мы сейчас можем сделать, это пропасть. Так же изощрённо, как мы сделали с твоим отцом в прошлый раз.

Это звучит так самоуверенно, так заносчиво и одновременно так устрашающе, что я никак не могу поверить своим ушам. Не могу поверить, что это говорит моя мама, хотя и множество раз за последнее время убедилась, что на самом деле ничего о ней не знала. Кем она была у Виктора? Ещё одним наследником? Той, кого посвящали в важные дела? Она так много знала всё это время и явно столько же много повидала, что никак не вяжется с образом той утончённой домохозяйки, какой видела всегда её я.

Это… причиняет боль?

Однозначно.

Но мне приходится держаться, чтобы не показать ей, что мной управляют совсем другие сомнения, точно не относящиеся к нашему плану. Пусть она частично и права — нового мы ничего не придумали. Просто “предатель”, который “проведёт” на сей раз на нашей стороне, а не Виктора, который только и делал, что побеждал грязными методами шантажа и манипуляциями.

Однако от колкости уже удержаться не могу.

— Точно так же “изощрённо”, как вы? Это как? Так, что Виктор долгое время знал, где мы, просто подбирал удобный момент? — с интонацией той же издевки, что не так давно была брошена в наш адрес, отзываюсь я, и вижу, как мама тут же напрягается.

Её взглядом можно дробить лёд.

— Лена! — строго и грозно.

Но я в ответ лишь упёрто качаю головой. Не получится на это раз у неё надавить родительской привилегией.

— Нет, — чеканю твёрдо. — Мы бежать точно не собираемся! И это не обсуждается.

Я тут же встаю из-за стола, не дожидаясь, пока маму отпустит ошеломление, и направляюсь наверх. Она пробует меня окликнуть, но я не оборачиваюсь, даже чтобы проверить, идёт ли Алек за мной. Я не жду, что он понесётся за мной, как за обиженной девочкой, понимая, что он с уважением относится к гостеприимству моей матери. Однако не проходит и пары секунд, как слышу слегка извиняющееся:

— Мария, — а после преследующие меня шаги.

До комнаты добираемся молча, но стоит мне пересечь порог и дождаться, когда захлопнется дверь, я тут же оборачиваюсь.

— Ты можешь…

И не договариваю. Неожиданно мои губы встречает пылкий, требовательный поцелуй, от которого голова мигом пустеет. Земля уходит из-под ног, а я моментально теряю связь с реальностью. Меня втягивает в водоворот крышесносных ощущений, от которых хочется буквально расплыться. Твёрдые руки зажимают моё лицо меж ладоней, пальцы взъерошивают волосы, Алек целует меня с каким-то отчаянием и безудержным голодом. Не давая даже как следует глотнуть воздуха, которого катастрофически не хватает. Становится жарко, не только в воздухе, но и во всём теле. Лёгкие горят, требуя кислорода, но у меня даже и мысли нет от него оторваться. Напротив, прижимаюсь вплотную, обнимая его и желая прочувствовать каждым миллиметром себя его сильное тело. И как всегда моё тело реагирует на его близость взрывом фантастических ощущений.

До дрожи.

До слабости в коленях.

До невообразимого головокружения.

А ещё — до непомерного, болезненного голода.

Который только усиливается, когда Алек ослабляет пылкость, прикусывет мою нижнюю губу, вызывая во мне томный, приглушённый стон. Карие омуты его глаз оказываются прямо напротив моего взгляда, когда я открываю свои глаза, пытаясь чуть прийти в себя.

Всё, что я могу выдавить только шаткое:

— Вау…

Алек улыбается, едва приподнимая уголок губ.