Когда наступает время

Тело Клита немедленно унесли, и за этим последовали три страшных дня. Александр пролежал один, запершись, не желая ни с кем разговаривать, не принимая ни воды, ни пищи. Гефестион как собака просидел под стенами шатра, но царь не принял даже его. Когда к вечеру третьего дня Александр затих. Наскоро собранный военный совет из ближайших друзей принял решение войти силой. Царь сидел, забившись в угол, постаревший и обессиленный. Потухшие глаза смотрели умершим взглядом со дна почерневших впадин. Исцарапанные руки бессильными плетями лежали на коленях, разбитые губы выглядели нелепо ярко и крупно. Александр был настолько жалок, что выглядел бездомным стариком-калекой.

Птолемей подозвал Пердикку:

- Эдак дело дальше не пойдет. Он решил изжить себя.

- Вовремя, - обреченно махнул рукой Пердикка.

- В лагере начинаются стычки.

- Неудивительно.

- Что скажешь?!

- Я бы промолчал.

- Не получится.

- Знаю.

- Придется сделать Клита виноватым.

- Я любил его.

- Я тоже, но придется это засунуть подальше. Думаю, надо вызывать Анаксарха. Он как никто другой обоснует, что это было предначертано заранее.

Анаксарх шел своей знаменитой размеренной походной. Свободные одежды искусно обнимали статную фигуру. Отсутствие каких-либо эмоций на лице выражало его презрение к миру. Философ-абдерит не признавал никаких законов, считая их несовершенным проявлением человеческого сообщества. Анаксарха предупредили о состоянии царя, и он, похоже, уже знал, что скажет. Столпившиеся люди смотрели на философа длинными тоскливыми взглядами. В глубине души он жалел Клита, хотя  никогда и не любил его. Чаяния македонца были близки ему, как истинному эллину, но несдержанность их выражения он считал неприемлемой. Македонцы, что находились внутри палатки молча и скорбно расступились, словно провожали вошедшего на смерть. Анаксарх понял, что должен сейчас сказать именно то, и только то, что они все ждут. Багой до крови закусил губу, заломив в молитве руки. «Анаксарх, с самого начала шедший  своей дорогой в философии и приобретший имя презрением и пренебрежением к приятному войдя сразу закричал: «И это Александр, на которого смотрит теперь вся Вселенная! Он валяется в слезах, как раб, в страхе перед людскими законами и укорами, а ему подобает стать для людей законом и мерилом справедливого! Ты побеждал, чтобы управлять и властвовать, а не быть рабом пустых мнений! Разве ты не знаешь, зачем рядом с Зевсом восседают Справедливость и Правосудие?! Затем, чтобы всякий поступок властителя почитался правосудным и справедливым»!» (8).

Багой все еще сидел на полу, когда мальчик-раб доложил, что для хозяина доставили послание. Свиток был скреплен печатью Птолемея. В нескольких словах сын Лага просил об аудиенции. Багой ответил, что в любое время будет рад видеть македонца. Птолемей  явился поздним вечером в сопровождении одного лишь телохранителя. Перс предложил гостю угощение, бани и рабынь, но Птолемей сказал:

- После, друг мой. После.

- Какое дело привело тебя в мой дом, Птолемей? – спросил перс, усадив гостя в кресло.

- Дело необычайной секретности и важности, - ответил македонец, пристально взглянув Багою в глаза. Потом помолчал и добавил: - Это касается Александра.

Перс заметно напрягся. Он взглянул на ладони Лагида, дабы убедиться в искренности его слов.

- Все готово, и через несколько дней Александр отправится к последнему пристанищу.

Птолемей заметил, как дернулись уголки губ Багоя, однако перс молчал.

- По желанию Александра и решению военного совета он должен быть похоронен в Египте, хотя решение не устраивает всех, Поскольку эта провинция под моим управлением, я буду сопровождать катафалк до Мемфиса.

- Я знаю, - едва слышно произнес Багой.

- Но я не об этом.

Птолемей поднялся и прошелся по залу. Багой следил за ним, не поворачивая головы, но македонец обдумывал в последний раз то, что собирался сказать.

- Я готов на все, Птолемей, - вдруг произнес Багой. – Можешь не сомневаться.

- Если бы хоть  капелька сомнения пролилась в мои мысли, я не пришел бы к тебе в такой секретности. В общем, я знаю, что по замыслу Пердикки, Александр не должен достичь Египта.

Ожидая, чего угодно кроме этого, Багой едва удержал себя в кресле. Птолемей повернулся, открываясь сообщнику полностью.

- Меня известили, - продолжил он, - что будет попытка перехватить караван, чтобы отбить тело и после отправить в Македонию.

- Но ведь Александр…

- Александр не оставил распоряжений, - перебил Птолемей. – Насколько я знаю, силы стягиваются не малые, и сражения не избежать.

- Но ведь можно избрать другую дорогу.

- Можно, но это ни к чему не приведет. Караван слишком медлителен и неповоротлив, чтобы противостоять подвижным конным отрядам.

- Я сделаю, что ты скажешь, Птолемей, но Александр должен прибыть в Мемфис.

- Я знал.

- Утром, когда караван двинется из Вавилона, и я и ты отправимся вместе с ним, как это и должно быть, но без Александра.

- Как?! – воскликнул Багой, и сильное волнение охватило его.