Когда наступает время

Обладая нюхом лисицы, македонец с детства видел в юном Птолемее благодатную глину, и с малолетства лепил из него будущего стратега. Спешно выданная за Лага мать Птолемея, скрылась в родовом дворце и тихо угасла там в молчании и скорби от позора. Лаг, будучи уже не молодым человеком старательно обходил стороной разговоры о том, что взял в жены девицу с ребенком во чреве. «Отец дал тебе имя! – грохотал Филипп, гладя по загривку коренастого мальчишку. – Я же дал тебе кровь, а кровь от крови не отступится никогда»! И как назло, словно в упрек позору матери, Птолемей совсем не походил на Лага. Широкий в кости, плотный и тяжелый, умный и настырный, он был детской копией Филиппа. Отдавая Антипатру подросшего мальчишку, Филипп рассмеялся: «Обломай у этого куста ненужные сучки! Хочу, чтоб в единый ствол пошел! И давай, не рассусоливай, вырасти мне достойную опору»! Птолемей почему-то вспомнил, как невольно отшатнулся, увидев впервые, как спружинили ноги  царского коня, когда Филипп взгромоздился ему на спину весом каменной глыбы. Он жил неистово, несся, словно необузданный жеребец, и комья из-под копыт его жизни летели камнепадом на тех, кто не сумел уклониться. Да и умер македонец так же внезапно, как и жил. Стоял, приветствуя подданных, раскрыв объятья своей славе, как вдруг покосился и рухнул навзничь. Словно небесная твердь опрокинулась с высоты, сковав оцепенением все живое. Никто и не заметил сразу, как мгновением раньше подступил к нему телохранитель по имени Павсаний, перебросился парой слов с царем, а после быстро пошел прочь. Опомнились, бросились преследовать убийцу, когда тот уже вскочил на коня.

Птолемей задумался. Власть пожирает людей. Жажда ее столь велика, что, не упившись кровью, утолить невозможно. Три мощных столпа, три атланта держали ее, и она незыблемой платформой покоилась на их плечах. И теперь со смертью Филиппа эта глыба медленно клонилась, сполна черпая краями взбродившую ненависть покоренных. Два Филипповых стратега, два бывалых, переваливших шестидесятилетний рубеж титана, два мудрых полководца, Антипатр и Парменион подобно ощетинившимся львам, что скалятся, вцепившись в землю мощными лапами, защищая детеныша, встали, готовые растерзать любого, кто решит покуситься на установленный ими порядок. За грозным ревом никто не услышал голоса котенка, никто так и не смог понять, как он поднялся  зверем, возвышаясь над обломками Фив и оторвав от добычи окровавленную морду, вдруг жестко и громогласно прорычал: «Я – царь Македонии Александр»! Две крови, две неуемные силы, что соединились в нем, смешались и выплеснулись редкостным сплавом мужества и безрассудства. Два полубога, два героя, Ахиллес и Геракл могли теперь узреть сквозь пелену истории, как высится в Александре живое воплощение их славы.

Птолемей вздрогнул и открыл глаза. В зале было тихо, и он невольно усмехнулся, когда мысли его обратились к древним мифам.. Херон. Старый мудрый кентавр! Кому, как не ему должен был отдать на воспитание сына царь мирмидонцев Пелей? Кто, как не он мог взрастить в маленьком Ахилессе величайшего из воинов?  Кто же еще, выкармливая мальчика сырыми медвежьими печенками, мог вызвать в нем столь необузданную жажду крови и подвигов? Филипп тоже нашел своего кентавра. Мощный, тяжелый, сбитый словно каменный исполин, покрытый опалено-рыжей шерстью, Леонид взрастил из ростка царского семени  и сорняков разного происхождения достойный любования урожай. Более старшему поколению, Птолемею, Клиту Черному, Филоте, Пердикке, ну и другим оставалось только удивляться, как уверенно и нагло поднимается с Александром вся эта поросль.

Птолемей подумал про старых  друзей. Они были столь разные, что с трудом можно найти  черты характера, сходные хотя бы отдаленно.

Филота, сын Пармениона. Пожалуй,  самый противоречивый человек из всех сверстников.  Утонченный, мягкий, почти изящный в мать, с аккуратными чертами лица, он становился жестким в отца, когда этого требовали обстоятельства. Спокойный, рассудительный характер позволял ему легко манипулировать людьми и обстоятельствами, а пронзительный ум и железная воля сделали его великолепным полководцем. Многие завидовали его успехам, относя их к связям его отца, но Филота лишь посмеивался над этим. Его обожали воины и друзья, он снискал уважение среди военачальников и пользовался головокружительным успехом у женщин. Отдав под командование Филоты половину войска, Александр со временем ужаснулся, сколь великая сила может в любой момент обернуться против него самого.  Столь обожаемый воинами в начале персидского похода Александр со смертью Филоты впервые увидел, что уже не столь любим своим войском. Царю стоило немалых усилий удержать армию в повиновении, а назревавший бунт чуть не расколол войско в горах Арахозии.