Когда наступит вчера

Эти слова относились к Орине, но я так же без труда разглядел то, на что указывал мудрый старец. Тусклый, едва светящийся лучик, чуть толще обыкновенной нити, пульсируя, тянулся от левого виска куда-то прочь, в ночную тьму. След его прерывался там, где заканчивалась навеянная Кудесником дымка, но, по всему видать, тянулся он в неизвестное далеко.

– Вот она, привязка! Сыскалась! Отсель к превращательной сети ниточка тянется!

– А пресечь ее можно? – скороговоркой произнесла девица-красавица.

– Напасть, ранее неведомая, – развел руками дед Пихто. – Поди, никто еще доподлинно не знает, как сию беду обороть. Что могу, я на нем испробую, но ежели не осилю злого чародейства – не обессудь. Одно скажу наверняка: слыхивал я, имеются такие земли в наших краях, где всякое чародейство сил лишается. Зовутся они Неконекты, а вот где искать их – не ведаю. Но лишь там суженый твой вмиг себя обретет.

– А ну, стой! – раздался из темноты грозный рев Вадима, похоже, отыскавшего в лесу козла отпущения. – Куда щемишься, остапужало хреново? Замочу, в натуре!

Глава 25 Сказ о том, что всё не станет на свое место, пока оно занято другими

Ночная тишина – приют для пустопорожних страхов. Всякий ежик, пробежавший по сухой листве, мнится крадущимся тигром, а вскинувшаяся от дурного сна птица – не менее, чем притаившимся драконом. Бог весть кого из этих «хищников» учуял в потемках Вадим, но, судя по его мрачному настроению, он был готов задать трепку любому, кто подвернется под руку.

– Эгей! – упреждающе раздалось из темноты. – Не дури, витязь!

У меня отлегло от сердца. Прозвучавший в ночной тиши голос, к нашей радости, принадлежал сотруднице Волшебной Службы Охраны, верной боевой подруге – очаровательной Делли, дочери Илария. Еще не стих звук этих слов, как деревья и разросшиеся под их кронами ветвистые кустарники осветила вспышка магического огня. В сиянии, залившем лес, была отчетливо видна устало бредущая фея с вороным конем в поводу.

– Во, блин! – Настроение Злого Бодуна заметно улучшилось. – Делли! Ну, зашибись!

Трудно представить себе, как именно могущественная чародейка восприняла столь неординарное пожелание, но в любом случае виду она не подала.

– Ох, притомилась! – подходя к костру, с треском поедающему хворост, проговорила фея. – Насилу вас отыскала! Знатно следы замели. Когда б лесовики не поведали, что вы с золотою казною утекли, кто знает, сколько б по чащобе плутала.

– А при чем тут в натуре голда? – с недоумением спросил у «вернувшейся в семью» Ратников.

– Нешто не ясно? – Делли покачала головой. – Лесовики-то – народ приметливый. Всяк свой пенек, свою травинку от корней чует. И Златовьюн Бурая Шапка промеж них не последний. Хоть и робок, да ремесло свое знатно разумеет. Такую-то уйму золота он верст за сто приметит!

– Н-да. – Я скривился. – Следок неприметный, но ясный. Хорошо еще, что кто другой не сообразил искать нас таким способом!

– Не дело молвишь! – принимая из рук Оринки лепешку с козьим сыром, покачала головой Делли. – Кому другому Златовьюн, поди, и не покажется, а уж к злату так и вовсе не приведет. Да и недосуг было нынче ворогам за вами погоню снаряжать.

– Отчего так? – оскорбился я столь явным пренебрежением.

– Поважнее дела сыскались. Нынче, как сеча промеж Юшкой и Кукуевым сыном завязалась, я уж было понадеялась, что сложат они свои головы на безымянной просеке или же хоть раны какие получат, чтоб субурбанскую землю на клочья не раздирать. Оно бы и к лучшему, ан нет! Как вы знак подали, я разом из виду пропала, а Юшка, сообразив, что его в засаду, точно щегла в силок, заманили, вмиг коня поворотил да с малой дружиной наутек пустился. А вровень с ним Ян Кукуевич. Оба к Елдину первыми норовят поспеть.

– Эка невидаль! – раздался из темноты насмешливый голос Поймай Ветра. – Яну-то небось и невдомек еще, что в тайнике у него, что охчей у клифта в начинке[33]. Вот он и рвется первопутком добежать. Ну а тот, второй терпила, небось дорогу ему заградить желает.

– И ты здесь, прохвост! – вглядываясь в темноту, проговорила Делли, наконец замечая отдыхающего в стороне Поймай Ветра.

– А то! – В темноте не было видно, но я вмиг представил себе, как расплывается в широкой улыбке наглая рожа продувной бестии. – Плотняк мазовый[34] – как без меня?

Дед Пихто и Оринка с удивлением воззрились на нашего спутника. Можно было биться об заклад, что прежде им никогда не доводилось слышать столь изысканных оборотов речи.

– Я ведь их, поди, обоих на хомут взял.

– Ограбил, – машинально перевел я.

Парнишку прямо распирало желание похвалиться своими подвигами. Но понимающая публика по большей части не очень его понимала. Да и мне, честно говоря, воровская речь нашего союзника была ясна далеко не всегда. Осознав этот огорчительный факт, удрученный Поймай Ветер чуть помедлил, с надеждой оглядывая слушателей, и, не найдя сочувствия, заговорил со вздохом: