Когда-нибудь мы будем вместе

— Газета New York Times, — все-таки сподобился задать вопрос предыдущий, судя по голосу, журналист, — Что вы скажете о вашем товарище по несчастью Ельцину? Весь мир в шоке, замер в ожидании, бывшие президенты СССР и России находятся под следствием, по очень серьезным обвинениям!

— Не товарищ он мне, ни настолько не товарищ, — раздраженно выкрикнул Горбачев, — Это Ельцин развалил СССР, силой отстранив меня от власти, он и только он виноват в тех бедах, что обрушились на Россию!

Вдумайтесь! За пять последних лет экономика того огрызка, что остался от СССР и принял на себя его обязательства, так и не достигла того уровня, когда я пришел к власти. О каком развитии может идти речь? Разрушены все экономические и культурные связи, Украина воссоединилась с Россией, потеряв больше половины своей территории. Стоило для этого разбегаться?

Политика Ельцина — этой неконструктивная политика шантажа и выкручивания рук, как к бывшим братским республикам, так и к странам дальнего зарубежья, приведшая к полной изоляции России прогрессивным западом. Все за что я боролся разрушено. На разрядке поставлен крест. Россия вышла из договоров о сокращении стратегических наступательных вооружений породив новый виток законченной мной и Рейганом холодной войны!

— Насколько я знаю, господин Ельцин находится в соседней камере, — добивался лишь ему известной цели журналист, — я предлагаю адресовать ему ваш вопрос об ответственности за развал страны. Как вы думаете, коллеги?

Коллеги поддержали журналиста слитным одобрительным гулом. Раздалось несколько характерных щелчков затворов фотоаппаратов. Гул и шарканье ног приблизились к месту моей отсидки.

"Интересно, кто дал разрешение на подобный фарс? Меня никто не предупредил. Наверно начальник Бутырки свое реноме, с финансовым положением заодно, так ненавязчиво поправляет. Ничего, "и тебя вылечат". Я быстро отошел от двери и занял место за рабочим столом. Сам стол я еще при вселении в камеру переориентировал, чтобы видеть входящих в нее.

Тюремный надзиратель, погремев ключами, распахнул дверь, и я прищурился от ослепивших меня вспышек фотоаппаратов.

В камеру один за другим просочились несколько журналистов и фотокорреспондентов, последним возле дверей утвердился заместитель начальника следственного изолятора, старательно отводя от меня взгляд.

— Здравствуйте господин Ельцин! — торопливо подошел один из них к столу, тыча мне в лицо микрофоном, — я корреспондент газеты Süddeutsche Zeitung. Скажите как, вы оцениваете свою роль в распаде СССР? Ощущаете ли свою вину?

Остальные журналисты затаили дыхание, максимально приблизившись к столу, вытянув микрофоны на выносных штангах в мою сторону.

Я откинулся на спинку стула и, задумчиво пожевав губами, с издевкой процедил:

— Вам, что предыдущего клоуна не хватило? Гастроли выездного цирка шапито устроить решили? Убрали быстро свои фаллоимитаторы, пока я не определил для них более достойное место и потрудитесь очистить помещение.

Опешившие рожи акул пера были мне достойной наградой, фотокорреспонденты защелкали камерами, запечатлевая меня для истории.

— Вон! — угрожающе рявкнул я, поднимаясь из-за стола и взявшись за спинку стула, — идите нах… к Горбачеву, — в последнюю секунду я скоординировал их пеший маршрут.

Журналисты испуганно отшатнулись назад. Заместитель начальника СИЗО демонстративно нравоучительно призвал меня к порядку: — Арестованный, прекратите хулиганство, а то будете привлечены к ответственности за нарушение правил внутреннего распорядка.

— Все вон! — буром попер я вперед, замахиваясь стулом.

Незваные посетители выскочили в коридор. Стоящий наготове надзиратель захлопнул дверь камеры и лязгнул засовом.

* * *

"Мне звонят от Бога — Запишите номер!
Да, погоди немного, я ж еще не помер".

В.Третьяков

Я вышел из автозака и, улыбнувшись, вдохнул полной грудью свежий воздух, подставляя лицо ярким лучам весеннего солнца. От машины до входа в здание суда силами полиции обозначили коридор, с обеих сторон сжимаемый представителями прессы, выкрикивающими свои обязательные мантры, зная, что ответа не будет: "Скажите, вы признаете себя виновным в геноциде…, Как вы прокомментируете заявление… На что вы рассчитываете…". Фотокорреспонденты слепили вспышками, снимая для истории мое продвижение на Российскую Голгофу.

Я, гордо подняв голову, с улыбкой шел по тесному проходу, не обращая внимания на мышиную суету вокруг.

В зале суда меня усадили за деревянный барьерчик, ладно хоть не в клетку, стоящую напротив. Зал суда был полностью забит планктоном, с которым мне довелось поработать, привлекаемым в качестве свидетелей обвинения, моими соратниками и журналистами. Несколько квадратных метров выбили себе видео-операторы известных Российских каналов, для съемки столь исторического действа.

— Встать, суд идет! — громогласно объявил секретарь суда при входе судьи в зал.