Когда-нибудь никогда

Ночь сменяет день, день сменяет ночь, а я все не могу приблизиться к разгадке. Более того, пока я топчусь на месте, разгадка, кажется, все больше от меня отдаляется.

На прощание Эмма обняла меня вновь. И пообещала, что не забудет о такой чудесной черной ведьме, даже когда вся эта история закончится. А я не стала обещать ничего в ответ. Просто кивнула, не особо поверив в ее слова. И ушла, уговорив Эмму меня не провожать. Сама дойду до дверей. Невелико расстояние.

Да и, честно говоря, мне наконец захотелось побыть одной.

В глубине своей мрачной души я надеялась, что догадки, которые я самолично превратила в пепел, Эмма окончательно развеет по ветру. Но она не была столь категоричной. И не стала отрицать тот факт, что я, возможно, вела беседы с самим охотником за душами.

Но ведь не может все быть так… легко?

Если бы я только знала! Если бы хоть кто-нибудь мне сказал!.. Но я будто бродила в коридоре из ослепительного света, выедающего глаза – вижу все, но это равно тому, как если бы я ничего не видела. Если бы я не видела ничего, мне бы, пожалуй, было бы даже проще. Я могла бы доверять лишь чувствам. Душе своей бестолковой.

Я почти повернула, чтобы покинуть коридор с рядом одинаковых белых дверей и больших окон, как нечто заставило меня обернуться.

Коридор был длинным.

Примерно посередине располагалась палата Эммы. На одном из концов находилась я. На другом – она. Стоящая ко мне спиной. Матушка. Хотя в первую секунду мне показалось… У нее была точно такая же осанка, эти хрупкие плечи… Не хватало только черного платья – на матушке были серые брюки и белая рубашка. И да, волосы она осветляла. Классический стиль белых.

Если бы сказочки про рай и ад были правдой, если бы Янтарная могла сейчас за нами наблюдать… Что бы она посоветовала мне сделать? Подойти или убежать? Мне почему-то подумалось, что, будь на моем месте, Янтарная подошла бы. Чтобы хотя бы дыхание услышать. Дыхание самого родного человека, который остается таким, несмотря на все, что произошло между нами.

Яна – Янтарная.

Представь, как счастливы были бы мы втроем, матушка?

Я решила вернуться. Прошла мимо палаты Эммы едва слышно, чтобы она не решила выглянуть за дверь. Не хотелось, чтобы Эмма стала свидетельницей моего позора.

Коридор и без того был длинным, а теперь стал еще длиннее. На то чтобы его преодолеть, я, кажется, потратила целую вечность. Успела споткнуться обо все невидимые ямы. А матушка все еще не двигалась. Я осмелилась понадеяться даже, что она и вовсе меня не заметит, я смогу пару мгновений постоять за ее спиной, а потом сбежать позорно…

Но в тот миг, когда между нами оставалось каких-то шага три, матушка обернулась.

И я случайно зацепилась за ее глаза, хотя тщательно старалась отвести взгляд. Голубые-голубые, лазурные даже, как небо в жаркий солнечный день. В детстве я расстраивалась из-за того, что матушкин цвет глаз мне не передался. Теперь не расстраиваюсь.

– Привет, – заметила матушка спокойно и улыбнулась.

Я не ответила ни улыбкой, ни словом. И матушка тут же потухла. Как истинная белая. Им вечно важно получать отдачу, они просто не могут обходиться без всеобщего внимания. Они требуют, чтобы их признавали и принимали. Иначе страдают.

– Красиво за окном, – продолжила она. – Смотри, – кивнула за окно, – над нами фонарь.

Я поспешно приблизилась к стеклу и стала рассматривать улицу. Мелкий колючий снег все так же продолжал сыпать с неба, но теперь он напоминал уже бриллиантовую крошку.

– Сияет, – заметила я.

– А помнишь, – матушка улыбнулась. – В детстве, когда мы шли в садик, ты всегда разглядывала снег под ногами, он ещё так заманчиво хрустел, и… – она замолчала резко.

Конечно же, помню. Не до деталей, но… Это ведь то самое детское ощущение зимней сказки и волшебства, которое не можешь почувствовать, став взрослой, но и забыть не можешь тоже.

– Ты имеешь полное право меня обвинять, Яна, – продолжила она. – Я так сильно перед тобой виновата – уже никогда и ничем не смогу это искупить. И до конца жизни буду нести эту вину.

Я не стала отговаривать матушку.

Напротив, еле сдержалась, чтобы не кивнуть.

Конечно, виновата. И вину, как она сама выражается, несет заслуженно. Я не какая-нибудь беленькая, чтобы оправдывать всех и вся.

– Мотылек, – заметила я вдруг. Матушка взглянула на меня удивленно. – Знаешь, такие… мохнатые. Летят на свет, позабыв про всю свою предыдущую жизнь. Не думают ни о прошлом, ни о настоящем, – замолчала на секунду, а потом посмотрела на нее внимательно, не таясь, кажется, впервые за все время после нашей внезапной встречи. – Я все никак не могу понять: разве любовь – не знаю, такая же эфемерная она, как свет, или нет – стоит того, чтобы оставить семью, просто исчезнув в один момент? Может, я была не самой лучшей дочкой, а отец – не самым лучшим мужем, но… в один момент, не попрощавшись, навсегда…

И отвернулась.

А с небес все так же сыплется бриллиантовая крошка, а не пепел. Это только в красивых романчиках, которые я не читала уже давным-давно, погода обязательно соответствует душевному состоянию лирического героя.

Смешно, ничего не скажешь.