Когда-нибудь никогда

А мне вдруг захотелось чая. И не только потому, что я вновь начала замерзать. Наш разговор напоминал мирную светскую беседу (если не вслушиваться). Чего же я ожидала, когда шла сюда? Схватки? Собиралась взять Матвея в плен, а потом… Да что потом? У меня и телефон выключен. И напарники отсутствуют. Даже непутевые. Хотя мне не то чтобы хотелось бы рисковать еще и ими…

Зачем я вообще пришла сюда? Иначе, как помешательством, это не назовешь. О какой осторожности вообще может идти речь?..

– Чтобы получить душу, недостаточно забрать чью-то одну, – продолжил Матвей, приподняв подбородок. Осталось только чай причмокнуть. – Нужно много душ. Четыре, если быть точными. Однако и тут все совсем не просто. Вы думаете, я случайно отпустил двух последних леди, Яна? Не смог дать им отпор или что-нибудь в этом духе?.. Что ж, в таком случае хочу вас уверить: вы ошибаетесь, – лицо его светилось радостью. – Три души почти заполнили сосуд. Нужна еще одна. Но не просто какая-нибудь. К последней душе требования самые высокие. Она должна идеально запечатать сосуд, но не переполнить его, иначе ничего не выйдет. Вы знали, что внутри полукровок, таких, как я, есть сосуд для магической души?..

И он замолчал.

Я не нашла ничего лучше, кроме как спросить:

– Но почему именно девушки? Чем они это заслужили?

– Не совсем тот вопрос, который я ожидал. Хорошо. Можете считать это комплиментом… Вы красивы. Я начал с бонуса, но факт есть факт – с молодыми девушками работать приятнее, чем с уродливыми стариками, у которых и души-то почти не осталось, или, что еще хуже, с буйными детьми, у которых душа раскрылась не до конца… Вы молоды, вдохновлены жизнью, верите в глупости, хотя и не признаетесь в этом никому. И слабы. Уязвимее обычных девушек из-за гордыни. Думаете, ваша магия защитит вас от всего. Хотя магия, на самом деле, лишь только добавляет еще больше проблем. – И тут же добавил: – За свою жизнь я привык к проблемам. Когда умерла матушка и я отделился от магического общества, все начало налаживаться. Не верите? Я и сам верил с трудом. Я был женат, милая Яна, можете себе представить? – Матвей усмехнулся. – Но потом, в один день, мне попросту стало скучно. И я вспомнил о секрете. Получив его тогда, в шестнадцать, я испугался. В этом деле столько тонкостей, в которые мне так не хочется сейчас вдаваться… И я спрятал его. От самого себя. Но, как-никак, я стал лучше того, кем было когда-то прежде.

По телу пробежала дрожь.

– А Софа? Она знает?

– Вы так наивны, Яна, – он вздохнул, и я сразу все поняла. – Сознаюсь, однажды пришло время, когда мне пришлось рассказать ей обо всем. Хотя познакомились мы несколько раньше, где-то год назад, с тех пор успели сдружиться…

– Но почему она согласилась?..

– Не хотела меня терять, быть может? Вы любите, когда вам нашептывают красивые речи, душа моя. Вы ведь «не такие как все», вам иногда некому доверить свои секреты, поговорить по душам – извините за парадокс. И вы цепляетесь за всякую возможность быть услышанной. И послушать. Говорить, не боясь сказать лишнего. Вы, лично вы, Яна, подтверждаете мои слова тем, что стоите сейчас передо мной, тогда как всякий более-менее здравомыслящий человек давно бы попытался сбежать. И раньше, возможно, у него это получилось бы…

– А сейчас? – голос неожиданно прозвучал как-то жалко и совсем тихо.

Но Матвей не стал отвечать. Вместо этого поделился:

– Не знаю, откуда, но в моей голове ясно значилось: две черные души и две белые. Гармония. Причем в конце в любом случае победит белая: свет сильнее, как бы вы, черные ведьмы, этого не отрицали. Ограниченность, – он рассмеялся нервно. – Однако вот как чудесно оказалось – души могут быть любыми. Все одно.

И в этот же момент я поняла, зачем именно он меня позвал. Отшагнула назад. И еще раз…

Матвей вновь отвернулся. Бросил:

– Маменька любила пугать меня – так, шутки ради. Вы должны меня понимать – наши матушки бывают такими шутницами… Она создавала тени. Красивые тени – драконов, пожаров, людей… из собственной души, конечно же. Вы умеете создавать тени?..

Я потянулась к душе, желая почувствовать ее, ощутить себя сильной – и поняла, что не чувствую ничего.

Душа будто скрывалась в бочке без единой щели. Я знала, что она есть – ее не может быть! Но чувствовала лишь отдаленный гул, будто что-то стремится выбраться наружу, но терпит все новые и новые поражения.

Матвей резко повернулся. Лениво оперся о бортик крыши. Посмотрел на меня будто нехотя, наискосок. Взгляд его был безумным. Будто Матвей наконец нашел то, к чему стремился всю свою жизнь.

Впрочем, так оно и было, пожалуй.