Когда Ницше плакал

Бог мой, что она будет им всем рассказывать? В каком положении я ее оставил? Нет, стоп! Это ее дело! Не мое. Брать на себя ответственность других значит добровольно забираться в ловушку, — не только для меня, но и для них».

Размышления Брейера были прерваны звуком шагов, приближающихся к нему по ступенькам лестницы. Матильда распахнула дверь, ударив ею о стену. Она выглядела просто ужасно: бледное лицо, в беспорядке свисающие на него волосы, горящие глаза.

«Я перестала плакать, Йозеф. И теперь я отвечу тебе. Есть кое-что неправильное, кое-что порочное в том, что ты сказал мне. И еще кое-что действительно глупое. Свобода! Свобода! Ты говоришь о свободе. Что за жестокие шутки надо мной! Хотела бы я обладать твоей свободой — свободой получать образование, выбирать профессию. Никогда раньше не возникало у меня столь непреодолимого желания получить образование. Как бы мне хотелось, чтобы я могла найти слова, обратиться к логике — и показать тебе, как глупо звучат твои слова!»

Матильда замолчала и схватила стоящий у стола стул. Отказавшись от помощи Брейера, она какое-то время сидела на нем, пытаясь совладать с дыханием.

«Ты хочешь уйти? Ты хочешь выбирать новые повороты своей жизни? Не забыл ли ты о том, что ты уже выбрал? Ты выбрал меня в жены. И разве ты действительно не понимаешь, что ты решил посвятить себя нам, мне? Что это за выбор, если ты отказываешься признавать его? Я не знаю, что это, может, прихоть или импульс, но это не выбор».

Страшно было видеть Матильду в таком состоянии. Но Брейер знал, что он должен стоять на своем: «Я должен был стать „Я“, прежде чем становиться „Мы“. Я принимал решения до того, как созрел достаточно для того, чтобы делать выбор».

«Тогда это тоже выбор, — огрызнулась Матильда. — Кто этот „Я“, который не стал Я? Через год ты скажешь, что этот сегодняшний „Я“ еще не созрел и все принятые им решения не считаются. Это самый настоящий самообман, способ увильнуть от ответственности за собственные решения. На нашей свадьбе, когда мы говорили „да“ раввину, мы говорили „нет“ всем остальным альтернативам. Я могла бы выйти замуж и за других мужчин. С легкостью! Многие мечтали обо мне. Не ты ли говорил, что я была самой красивой женщиной в Вене?»

«Я и сейчас говорю так».

Матильда на мгновение заколебалась. Затем, отбросив это заявление, продолжила: «Разве ты не понимаешь, что ты не можешь вступить в брак со мной, а потом вдруг сказать: „Нет, я забираю свои слова обратно, я пока не уверен“. Это аморально. Порочно».

Брейер не ответил. Он задержал дыхание и представил, что прижимает уши к голове, словно котенок Роберта. Он знал, что Матильда была права. И он знал, что она заблуждалась.

«Ты хочешь, чтобы у тебя была возможность выбора и, в то же время, хочешь иметь возможность в любой момент отказаться от своего решения. Ты попросил меня отказаться от моей свободы, того малого, что у меня было, по крайней мере, от свободы выбирать себе мужа, но сам ты хочешь, чтобы твоя драгоценная свобода осталась за тобой, чтобы ты мог удовлетворить свою похоть с пациенткой двадцати одного года от роду».

Йозеф вспыхнул: «Так вот о чем ты думаешь? Нет, здесь не замешана ни Берта, ни какая-либо другая женщина».

«Ты говоришь одно, а на твоем лице написано другое. Я не получила образование — не по моему выбору. Но я не дура!»

«Матильда, не преуменьшай значение моей битвы. Я сражаюсь со смыслом всей моей жизни. Человек несет ответственность перед остальными людьми, но есть у него и более высокий долг — перед самим собой. Он…»

«А женщина? Что ты скажешь о ее долге, ее свободе?»

«Я не говорю только о мужчинах, я говорю о личности — мужского или женского пола, — каждому из нас приходится выбирать».

«Я не ты. Я не в силах выбрать свободу, если выбор мой загоняет в кабалу других. Думал ли ты о том, что твоя свобода для меня значит? Какой выбор есть у вдовы или у покинутой женщины?»

«Ты свободна, так же, как и я. Ты молода, богата, привлекательна, здорова».

«Свободна? Да чем ты только думаешь сегодня, Йозеф! Только подумай! Какая может быть свобода у женщины? Мне не позволили получить образование. Я ушла из дома своего отца в твой дом. Мне приходилось отвоевывать у матери и бабушки даже право на выбор одежды и мебели».

«Матильда, это реальная жизнь, это всего лишь твое отношение к культуре, которая загоняет тебя в рабство. Несколько недель назад ко мне на консультацию приходила молодая русская женщина. Русские женщины не обладают большей независимостью по сравнению с венскими, но эта русская женщина провозгласила свою свободу: она отреклась от семьи, она требует образования, она пользуется своим правом выбирать ту жизнь, которую ей хочется. И ты можешь делать это! Ты свободна делать все, что тебе заблагорассудится! Ты богата. Ты можешь взять другое имя и уехать в Италию!»