Когда Ницше плакал

«Ваши мотивы! Это все – составление плана, все эти увертки – потребовало потратить много времени, много сил. Вы – врач, человек занятой. Зачем вам это? Зачем вы вообще согласились ввязаться в такую аферу?»

«Я сам часто задавал себе этот вопрос, – сказал Брейер. – Я не знаю, как вам ответить, могу сказать только, что я сделал это, чтобы доставить удовольствие Лу Саломе. Она очаровала меня. Я не мог отказать ей».

«Но вы же отказали ей, когда она последний раз появилась в вашем кабинете».

«Да, но я тогда уже познакомился с вами, дал вам обещания. Поверьте мне, Фридрих, ей это было не по вкусу».

«Я отдаю вам честь – вы сделали то, что мне самому никогда не удавалось. Но расскажите мне, чем в самом начале, в Венеции, она очаровала вас?»

«Я не думаю, что могу ответить на этот вопрос. Я знаю только то, что после получаса общения с ней я понял, что не могу ни в чем ей отказать!»

«Да, то же самое она делала и со мной».

«Видели бы вы, как смело она подошла к моему столику в кафе».

«Я знаю эту походку, – ответил Ницше. – Ее римский имперский марш. Она не утруждает себя заботой о преградах, словно ничто не может стоять на ее пути».

«Да, и этот ореол непоколебимой уверенности! А еще в ней есть что-то от самой свободы – ее одежда, ее волосы, ее платье. Она полностью свободна от условностей».

Ницше кивнул: «Да, ее свобода поразительна – и восхитительна! Этому нам всем можно у нее поучиться. – Он медленно повернул голову, и на лице его появилось довольное выражение – боли не было. – Мне Лу Саломе иногда кажется мутантом, особенно если принять во внимание тот факт, что этот бутон свободы расцвел в самой дремучей чаще буржуазного общества. Вы знаете, ее отец был русским генералом. – Он взглянул Брейеру прямо в глаза. – Сдается мне, она с самого начала перешла с вами на „ты“, не так ли? Предложила вам называть ее по имени?»

«Именно так. Еще, когда мы разговаривали, она смотрела мне прямо в глаза и касалась моей руки».

«Да, и мне это знакомо. Йозеф, когда мы первый раз встретились, я был совершенно обезоружен, когда я собрался уходить, а она взяла меня под руку и предложила проводить меня до отеля».

«Со мной она вела себя точно так же!»

Ницше напрягся, но продолжал: «Она сказала, что не хочет расставаться со мной так скоро, что ей просто необходимо побыть со мной подольше».

«Мне она говорила то же самое, Фридрих. А когда я сказал, что моей жене не понравится видеть меня идущим рука об руку с молодой женщиной, она рассердилась».

Ницше усмехнулся: «Представляю себе, как она среагировала на это. Она с неприязнью относится к конвенциональному брачному союзу – она считает это эвфемизмом для сговора женщин».

«Именно это я от нее и услышал!»

Ницше вжался в стул. «Она ни в грош не ставит все условности, за исключением одной – во всем, что касается мужчин и секса, она целомудренна, словно кармелитка!»

Брейер кивнул: «Да, но мне кажется, что мы можем неверно расценивать ее послания. Эта девушка так молода, почти ребенок, она еще не знает о том, как действует на мужчин ее красота».

«В этом я вынужден с вами не согласиться, Йозеф. Она прекрасно понимает, насколько она красива. Она использует ее для того, чтобы господствовать над мужчинами, она высасывает из тебя все соки, а потом переходит к следующей жертве».

Брейер не отступался: «Есть и еще один момент: она так обаятельно пренебрегает условностями, что не стать ее сообщником просто невозможно. Я и сам удивляюсь, как я мог согласиться прочитать письмо, написанное вам Вагнером, при том, что я предполагал, что она самовольно завладела им!»

«Что?! Письмо Вагнера? Я заметил, что одно куда-то пропало. Наверное, она взяла его, когда гостила в Таутенберге. Она ни перед чем не остановится!»

«Она даже показала мне несколько ваших писем, Фридрих. Я сразу почувствовал, что она полностью мне доверяет», – и тут Брейер почувствовал, что, говоря это, он рискует больше, чем когда бы то ни было.

Ницше вскочил. Холодный компресс слетел с его лица: «Она показывала вам мои письма?! Ах, ведьма!»

«Пожалуйста, Фридрих, не будите мигрень! Вот, выпейте последнюю чашку и сядьте, как сидели, – я сменю компресс».

«Хорошо, доктор, в этом смысле я полностью в ваших руках. Но мне кажется, опасность миновала: вспышки света перед глазами прекратились. Должно быть, ваше лекарство действует».

Ницше прикончил последнюю чашку с чуть теплым кофе одним большим глотком. «Все! Хватит! Я за полгода не выпиваю столько кофе! – Осторожно покрутив головой, он снял компресс и отдал его Брейеру. – Он мне больше не нужен. Судя по всему, приступ закончился, не начавшись. Удивительно! Если бы не вы, это все вылилось бы в несколько дней мучения. Жалко, – он бросил взгляд на Брейера, – что я не могу возить вас с собой!»

Брейер кивнул.

«Но как она посмела показать вам мои письма, Йозеф! И как вы могли их читать!»