Когда охотник становится жертвой (СИ)

Звонок брата ещё больше тревожит его. Невидимая связь между ними, близнецами, словно натягивается до предела, грозясь со звоном лопнуть. У них будто отнимают время — нет ни единой лишней минуты, чтобы просто поговорить. Кайл торопится — это слышно по его тяжелому, рявкающему «что?», по гудкам автострады на периферии. Коул решает отложить болтовню на потом. Знать бы только, когда оно будет это «потом» и будет ли вообще.

На его телефон поступает слишком много информации — корпус в руках раскаляется, его сухое тепло греет ухо не хуже блядской больничной грелки, свечение экрана дерёт глаза. «Кайла приняли» — два слова, сказанные второпях одним из его ребят, выбивают из него дух. Коула хватает только на то, чтобы положить телефон отяжелевшей рукой на стол.

— Что случилось? — хриплый, тревожный голос Александры проходит вскользь, минуя слух, металл шуршит по металлу, когда она дёргает рукой, закованной в наручник. Вечером ему даже стыдно было снова её на цепь сажать, вот до чего докатился! Она ему не подруга, не соратница, хотя со стороны кажется, что именно так и есть. Если бы не наручники… Лютый пиздец, в голове не укладывается. Он не знает, что ей ответить, просто игнорирует.

Коул жалеет, что не рассказал Кайлу о Рите. Беспокоить не хотел. Жалеет, что не расспросил Кайла, не вытряс из него, как и через кого тот собирается загнать героин. Надо было самому, сука, этим заняться. Надо было. Надо было…

— Что случилось? – повторяет Маккормик. В её голосе больше звона, больше страха, а ему в башку звук проникает медленно-медленно, заплывает водой в уши. Наверное, он выглядит так, будто его инсульт шарахнул, оттого у неё такие глаза круглые.

Глоток тёплого пива ударяет в нос пеной и пузырями, режет слизистую, будто он аммиака вдохнул. Коул закрывает глаза, не глядя, наощупь ставит бутылку на пол, снова берёт проклятый аппарат. Он включает громкую связь — этот драный динамик, как насекомое в ухе, в конец достал. Скрываться тут не от кого, девчонка и так знает уже слишком много.

— Ебтвою мать, Дре, да какого хуя?! — Похоже на жалкое блеяние. Орать нет сил, угрожать нет смысла. Кажется, именно сегодня Коул Хантер, наконец, поймёт, что такое отчаяние.

— Бля, Коул, ты же в курсе, тут ща без агентов пёрнуть нельзя. Взяли моего чела, всю цепочку накрыли, пришлось на твоего указать, своя шкура дороже, сам понимаешь. — Дре опять балаболит без продыху, тявкает, как пёс кастрированный, пытается оправдаться, да только Коул уверен, Дре нашёл повод отплатить ему за всё хорошее. Да даже если он и не врёт, «Кровавые» не нанимались спасать «Хантерам» зады. Здесь он, Коул Хантер, опять виноват. Кругом виноват.

— Хуевая месть, я тебе скажу.

— Да, какая нахер месть, ну так получилось, брат…

— Не брат ты мне, обезьяна ты чёрная, — Коул скидывает звонок. Максимум, чего он добился — выбесил Дре. Он за свой угнетенный африканский народ жопу порвёт. Перемирию конец. Да и хуй с ним.

Психовать нет сил, желания разнести вхлам квартиру или разбить кому-нибудь рожу, тоже — Коул сдувается, словно из него разом выкачали все жизненные соки. Он садится на диван, смотрит на свои сцепленные в замок ладони, на цветную краску, застывшую под кожей. Коул чувствует себя инвалидом, беспомощным овощем, только вместо кресла — стены мамкиной квартиры. Посадка на нары не лучше смерти. Он только что потерял брата. Нет брата — нет «Хантеров». И его самого нет.

— Коул…

Он поднимает на неё взгляд. Александра сидит на краешке дивана, эта её беспомощно болтающаяся на цепи рука выглядит, как удушенная птица; дохлая чайка — Коул от нечего делать стрелял в них, лет двенадцать ему тогда было. Алекс беспокоится, нервничает — по глазам видно, наверное, думает, этот звонок её касается, судьбы её дальнейшей — не может же она так за него переживать, не до такой уж степени?! И голос у неё теперь такой вкрадчивый, будто она ему колыбельную поёт, так и подмывает ответить. Опять ей всё вывалить. А ведь зарекался… Она ему не друг, но у него теперь ни Гая, ни Кайла.

— Брата моего приняли, сука, с наркотой.

От этих слов становится страшно, как никогда в жизни. Коул неосознанно закусывает губу, словно болью можно перебить ужас от осознания факта.

— Он же полицейский. Зачем он это сделал?

— Хороший вопрос, принцесса, очень хороший, — хмыкает он, поднимая на неё тяжёлый взгляд исподлобья.— Всё в мире делается из-за вас, женщин. Слышала такую фигню?

Она прячет взгляд и будто бы краснеет, а после, поразмыслив, выдаёт.

— Я думаю, она этого не хотела. — И попадает в точку.

— Зная брата, я думаю, она даже не в курсе. — Очень сомнительно, что эта ангелоподобная Кали (а ведь Коул так и не успел с ней познакомиться!) одобрила бы такой финт. Инициатива ебет инициатора, тут Кайл получил по полной.