Когда она меня убьет

Проснулась надежда. Но так же быстро угасла. Восемь одинаковых записок «Нужно поговорить» и одна, наверно последняя, — «Прости».

Она меня и задела больше всего. Прости — и все?! Только одно слово заслужила я за свою любовь?

8

Теперь про тот злополучный день

Который я никогда не забуду.

Наверно, я долго шла по улице. Может быть — очень долго. Это был последний день апреля, предзакатное солнце заливало город…

Я пришла в себя довольно далеко от ресторана. Редкие прохожие смотрели на меня с ужасом. Еще бы! Мое розовое шелковое платье было сплошь в кровавых пятнах. Их кровь… И если издали можно было принять причудливые пятна за узор, то уж вблизи…

Удивительно, что меня еще никто не остановил. Я была похожа на мясника со скотобойни. Свой смех я услышала со стороны. Парочка, шедшая мне навстречу, шарахнулась с тротуара на мостовую, стараясь держаться от меня как можно дальше. Я взглянула на свое отражение в витринном окне, поправила выбившиеся локоны, и, на свое счастье, увидела захудалую кондитерскую на углу.

Мне нужно было подумать. За столиком в темном (опять же — на мое счастье!) полупустом зале я битых полчаса выбирала между пражским тортом и наполеоном, как будто от этого зависела моя жизнь.

Кондитерская закрывалась, но немолодая уставшая женщина готова была подождать — не каждый день к ней заглядывали богатые дамы. Наверно, совсем никогда не заглядывали. Поэтому она мялась неподалеку, боясь подсказать мне что-нибудь, как поступала с другими своими завсегдатаями.

Я заказала два пончика и, прочитав на лице женщины досаду (выбрала самое дешевое), заказала еще, к ее великой радости и удивлению, три безе, два наполеона и вдобавок какие-то булки с изюмом. Бедная женщина обрадовалась, спросила не уложить ли мне часть заказанного с собой, у нее есть нарядные коробки, но тут я прибавила к заказу пятьдесят рублей и положила их перед ней на столик:

— Я хочу остаться здесь на ночь.

Преступницей ли, сумасшедшей она сочла меня, не знаю, но бросив взгляд на деньги (таких и за полмесяца не заработаешь!), превратилась в мою союзницу.

— Как вам будет угодно, — прошептала она и с видом заговорщицы добавила: — Здесь за буфетом комнатка, сама ею пользуюсь, когда случается нужда. Прикажете еще что-нибудь?

— Нет, — ответила я равнодушно. — Ничего не нужно.

— Вам бы платье сменить, — подсказала она. — Нельзя ведь вам так потом на улицу… Я могла бы почистить…

— Нет, — отозвалась я. — Не найдется ли у вас другого…