Когда осенние печали. Часть 3.

…Они с Мишей только что вернулись домой, и оба не могли прийти в себя — каждый по своей, собственной причине. За окном бушевала ночь — первой, настоящей метелью заметая остатки поздней осени… Мишке вдруг подумалось, что эта, сегодняшняя, ночь расколола его жизнь на две половинки. Всё, что было раньше, осталось там, во вчерашнем дне, с грязно–снежными лужами, с одинокими, ветхими листиками на чёрных, голых ветвях деревьев, с сиротливо проглядывающей сквозь тонкий снежный слой травой на газонах… А новое — вот оно, только начинается… белым покрывалом устилает землю, дома… Он не знал, почему ему кажется именно так, ведь ничего не изменилось по большому счёту…

— Злата… — присев перед ней на корточки, Михаил взял в руки маленькие женские ладошки. — Почему ты мне ничего не сказала?..

— Я только боялась, что они будут стрелять… — она как будто не слышала его вопроса. — Думаю, ну, пусть оглушат… пусть артерию пережмут… Но только не стреляют… Слава Богу — просто усыпили…

— Почему ты мне ничего не сказала?.. — он пытался поймать её взгляд, но безуспешно — как будто нарочно, Злата смотрела то в одну сторону, то в другую, то просто — в ночное окно.

— Ребята молодцы… — она продолжала свой монолог. — Успели вовремя… они его только до машины дотащили… А ты тоже… Анна Сергеевна… Анна Сергеевна… Надо было сразу ей говорить, что сын жив, а не успокаивать, что всё хорошо… Она же — мать, у неё шоковое состояние… Хорошо, хоть жена в панику не ударилась, побежала нашатырь искать, всем пригодился… Кстати… — чуть прищурив глаза, она наконец–то посмотрела на Михаила. — Как я тебе в белом парике?.. А в шубке?..

— Ты ответишь на мой вопрос, или нет?..

— Ты о чём–то спрашивал?!

— Там, в твоей сумке, тест на беременность… Это о чём–то говорит?..

— Наконец–то ты его заметил… — Злата грустно усмехнулась. — Не прошло и года…

— Да я не знал, что это — тест на беременность! Мне Наташа сказала…

— Ах, вот как… — услышав имя Натальи, Злата вдруг изменилась в лице — по нему пробежала тень усмешки. — Ты спрашивал у неё?..

— Нет… она искала ключ в сумке, и увидела… с казала, что это — тест.

— Даже так… — резко оттолкнув его ладони, девушка встала и, пройдясь по комнате, вновь застыла напротив — со сложенными на груди руками. — Кстати… Чем вы тут занимались?..

— Ничем… — он недоумённо пожал плечами. — Чай пили… разговаривали…

— А коньяк?.. — Злата недвусмысленно кивнула в сторону кухни. — Ты забыл убрать коньяк в холодильник…

— В чай добавляли…

— Она в зеркало смотрелась?..

— Смотрелась… — наблюдая неожиданный приступ ревности, совершенно несвойственной для Златы, Михаил невольно улыбнулся и решил подлить масла в огонь. — И расчёсывалась, и красилась… я бигуди предлагал, но она отказалась…

…Поджав губы, Злата какое–то время ходила по квартире — неторопливо, как бы о чём–то раздумывая. Сидя на диване, Михаил с любопытством следил за её передвижениями. Наконец, вернувшись в гостиную, девушка уселась в кресло напротив и закинула ногу на ногу. Вид у неё был крайне решительный, и Мишка предпочёл молча дождаться, когда она заговорит первой.

— Вот что, Мясников… — она опустила взгляд, но тень какой–то непонятной обиды читалась даже сквозь ресницы. — Я уже поняла, что от тебя ничего не дождёшься, поэтому скажу всё сама…

— А давай не так официально… — поднявшись, он снова подошёл к ней и уселся на корточки. — И не здесь…

— Я — беременна, Миша. И, хочешь ты этого, или не хочешь, а я буду рожать. Я сказала об этом Дашке… теперь говорю и тебе. Делай, что хочешь. Жениться я тебя не заставляю, и держать насильно — тоже не буду. Но и скрывать, что это — твой ребёнок, я не собираюсь. Мы с тобой не маленькие дети, знали, во что игрались. Поэтому, делай, что хочешь… а ребёнка я себе рожу.

— А я на тебе женюсь…

Глава 19

Раннее утро пятьдесят третьего дня рождения оказалось на редкость холодным — это Виталий Мясников почувствовал ещё за секунду до пробуждения. Сбившееся одеяло говорило о том, что ночью он снова ворочался от приступа ноющей, тупой боли, которая преследовала его в последнее время. Сейчас боль прошла, но тело покрылось гусиной кожей — температура воздуха в его спальне явно была ниже привычной. Нехотя открыв глаза, он первым делом натянул на себя тёплое одеяло, затем повернул голову в сторону лоджии: ну, конечно… Дверь открыта чуть ли не нараспашку — это в ноябре–то месяце!

Значит, заходила Изабелла… Она любила вставать ни свет, ни заря, и Виталию иногда казалось, что количеству её энергии просто не хватает часов в сутках, чтобы выплеснуться полностью. Открывать настежь окна и двери — её дурацкая привычка, и никакие его уговоры и доводы никогда не действовали на своенравную — до деспотизма — супругу.