Когда осенние печали. Часть 3

…День предстоял насыщенный – поздравлениями, подарками, светским общением… Однако, несмотря на приятные события, вставать вовсе не хотелось, тем более – вылезать из-под тёплого одеяла в остуженную морозным ветром комнату. Виталий подумал, что времена, когда предстоящий праздничный день начинал волновать ещё с вечера, давно канули в лету. Ещё в самом начале их московской жизни ему было приятно и лестно начинать день рождения с поздравлений от «высоких» лиц, которые теперь составляли его основное окружение, а вечером видеть их на банкете, беседовать, чувствовать себя на равных с теми, кто вершит законы и судьбы страны.

Позже оказалось, что протокольные праздники невероятно скучны на самом деле. И даже выступления знаменитых артистов, ангажированных на вечер, вошли в привычку – те, кого раньше он видел только на экране, вблизи выглядели довольно обычно, чаще всего проигрывая своему телевизионному образу. Видимо, и у них за долгие годы шаблонных выступлений вырабатывался стойкий иммунитет к подобным мероприятиям – заученные движения, слова, манеры… И – ни одной настоящей искры.

…Впрочем, сказать, что Виталий был недоволен своей жизнью, значило бы крепко покривить душой. Это и была именно та жизнь, которой он добивался всю свою молодость – добивался на уровне подсознания, как будто заранее зная, что успех обязательно придёт.

И успех пришёл. Заместитель генерального директора одного их крупнейших агрохолдингов, охватывающего своей деятельностью добрую половину страны, а с некоторых пор и его учредитель – ещё несколько лет назад тогда ещё молодой Виталий Мясников даже не мечтал о таком взлёте.

Огромная, двухуровневая квартира в одном из элитных районов Москвы, с целым штатом прислуги, личным водителем и поваром… огромный офис в полупрозрачном небоскрёбе… новые – высокие – знакомства… зарубежные партнёры… и – счета… счета с набором выстроившихся в широкую шеренгу цифр. Такой социальный статус стоил дорогого – и несостоявшейся любви, и чужих, загубленных судеб, и стареющей на глазах шестидесятипятилетней супруги. Изабелла Юрьевна всё ещё «молодилась» - она была худощава, даже стройна – для своих лет, и без конца ложилась под нож пластического хирурга, с каждым разом всё больше и больше превращаясь в фарфоровую куклу с неестественно большим ртом, обрамлённым натянутой, как барабан, кожей.

Спрятанное под макияжем омоложенное лицо в обрамлении тёмно-каштановых прядей смотрелось гораздо живее, чем лишённое грима – по утрам, за завтраком, Виталий старался не смотреть в сторону супруги, ловя себя на мысли, что ему приятнее было бы видеть естественные морщинки под глазами Изабеллы, чем эту гладкую, до блеска, загорелую кожу.

Супруга без конца летала на дорогие заграничные курорты, и естественный загар не сходил с неё круглый год. Но особенно неприятно было видеть на фоне этого «юного» лица старушечьи, сморщенные руки… Кисти рук неумолимо выдавали истинный возраст женщины, и поделать с этим было нельзя ничего. Руки – единственная часть тела, которую не могут омолодить самые крутые пластические хирурги… И никакие массажи, никакие крема, никакие средства ухода и регенерации не способны вернуть женским рукам юный, свежий вид… Само по себе – это явление вовсе не пугало Виталия, и не отталкивало… Но нелепый контраст лица и рук вызывал внутреннюю неприязнь.

…Впрочем, в последние пять лет они мало времени проводили в обществе друг друга, если не считать работу. В первые годы их совместной жизни Виталий постоянно чувствовал контроль со стороны Изабеллы, её постоянное присутствие, но сейчас она, наконец-то, оставила его в покое, спокойно уезжая в отпуск или командировки в одиночестве. Правда, сам Виталий мало радовался такой «свободе»: он знал её причину, и причина эта была, увы, не радостной – для него самого в первую очередь.

«У вас простатит… - доктор, светило урологии, поднял на Мясникова серьёзный взгляд. – Запущенная форма. Что ж вы так поздно-то обратились?..»