Когда отмеришь дань вину… Стихи для тесного круга друзей

В тот же день в литературно-музыкальном салоне Славы Ложко был вечер московского поэта-сатирика, секретаря правления Союза писателей России Юрия Лопусова. Его крутые политические эпиграммы мне по душе, его остроумно-комфортная личность мне симпатична и я, разумеется, завалился в салон, чтобы произвести ему свой читательский поклон.

На вечер Лопусова был зван и Георгий Мельник. Я оказался с ним за одним столом. Мы в меру выпили за дар Юрия Александровича, с ним вволю поговорили и с владельцем салона Ложко и, когда я вспомнил о приглашении на день рождения и о подарке для именинницы в кармане моей жилетки, было уже глубоко за полночь.

Не прийти и не поздравить милую приятельницу было бы бестактно, явиться на три часа позже – неделикатно. Прикрыть свое опоздание я уговорил Георгия Мельника, и мы побрели в «Бубны» вместе.

Там за столом именинницы Ольги нашему взору предстала молодая и уже, выражаясь словами Георгия, изрядно «подогретая» компания. Меня в ней знали все, и мне с моим спутником тотчас же нашли стулья и налили по стопке коньяка. Я не сел рядом с Георгием, а, подняв вверх руки, попросил внимания. Компания умолкла, именинница кивком головы меня на речь благословила.

Я сказал:

– Ольга, дорогая, со мной к тебе прибыл Георгий Сергеевич Мельник. Он в парке Дома творчества писателей выделывает скульптуры из камня, мы там под вечер случайно встретились и к нам вдруг снизошел голос свыше. Голос принадлежал писателю Александру Ивановичу Куприну. Он нам проглаголил: «Вы, судари, нет слов, люди темные, но и вам известно, что я некогда написал повесть «Гранатовый браслет». Замысливалась же она с иным названием. В ней не браслету надлежало фигурировать, а ожерелью. Тому самому ожерелью, которое в данный момент находится под самой высокой в парке туей и которое должно принадлежать любезной моему сердцу красавице Ольге, отмечающей сегодня день рождения. Поручаю вам забрать ожерелье и вручить Ольге.

– Место, где стоит самая высокая туя, – далее я поведал, – голос Куприна не назвал. Поэтому мы с Георгием с фонарем в руках обошли за полночи все-все туи в парке и разыскали-таки ожерелье. Вот оно, – достал я из кармана нить с гранеными камнями. – И нам остается исполнить лишь вторую часть предписания писателя – вручить.

Надев на шею именинницы гранатовое ожерелье от Куприна, я сорвал аплодисменты. Но на том не угомонился.

– Мой товарищ Георгий, избранный знаменитым литератором для одарения Ольги, творит не только каменные скульптуры, но и стихи. И если именинница пожелает, а гости ее попросят, то, я думаю, Георгий выдаст нам нечто очень интересное.

О чтении стихов на пути в «Бубны» мы не договаривались. Моя шальная инициатива застала Георгия врасплох. Он растерялся и смущенно залопотал, что, мол, и стихи у него неважнецкие и читать-то он их не умеет. Но народ на именинах, разогретый алкогольным хлебом, жаждал зрелищ. Георгия уломали. Он негромким и совсем не чарующим голосом стал декламировать.

– О ты, пьянящая весна,
Ты, упоительное лето,
Для коктебельского поэта
Пора пленительного сна!
И осень – пьяница в плаще,
Зима – алкаш в потертой шапке,
Ах, если б мне еще и «бабки»,
То я бы не трезвел вообще…

Сразу за «вообще» за столом полыхнул смех, а за ним аплодисменты – погуще, чем при вручении мной подарка имениннице. А потом раздались голоса: еще!

Следующее стихотворение Георгий преподнес так же невыразительно.

– Когда встречаюсь я с тобой,
То абсолютно моногамен,