Когда отступит тьма

Коннор набрал номер и услышал на другом конце провода длинные гудки.

В коттедже ее не было. Во всяком случае, она не отвечала.

Он положил трубку и неподвижно застыл, пытаясь думать. Это было нелегко. Сосредоточиться мешали воспоминания, вызванные этой комнатой, ониксовые лампы на приставных столиках, кожаный диван, где она полулежала, разбросав стройные ноги с изящной небрежностью.

Интересная женщина. Коннор не ожидал, что Эрика заинтересуется им. С какой стати? Она красивая, богатая, замужняя, а он просто-напросто какой-то приезжий из Нью-Йорка, начинающий полнеть, с бременем вины и скорби, от которого никак не мог до конца избавиться.

Но что-то продолжало тянуть его в галерею, и как-то январским вечером он заглянул сюда перед самым закрытием. Просто поздороваться. По крайней мере убеждал себя в этом.

«У меня в кабинете варится кофе», — сказала она.

Они вошли сюда вместе, и Эрика налила две чашки черной дымящейся жидкости. Снаружи ветер свистел и выл, будто живое существо. Коннор заговорил о Нью-Йорке, о шумах этого города, реве клаксонов, столпотворении.

«Ты скучаешь по нему, да?» — спросила Эрика.

Коннор признал, что скучает, она спросила, почему он уехал оттуда. И он рассказал о Карен. О самой страшной ночи в своей жизни, о том, что с тех пор уже не был прежним. Говорил о травме, об утрате, и Эрика понимала.

Впоследствии Коннор узнал, как хорошо понимала, как много знала о страдании, жизненной катастрофе, какие жестокие уроки получила в детстве. Кое-что Эрика рассказала ему, кратко, туманно; кое-что добавили к этому местные слухи; а Пол Элдер выложил остальное.

Но тем вечером в конце января Коннор не знал, почему его история задела, расстроила Эрику. Она заплакала и на его вопрос, в чем дело, ответила, что ее брак просто видимость.

«Он использовал меня, — прошептала Эрика. — Мошенник-виртуоз. Женился на мне ради денег, не по любви. А я. попалась на его удочку. Поверила ему. Глупо, до чего глупо...»

Коннор спросил, изменяет ли ей Эндрю.

«Нет, за ним этого не водится, — ответила она. — Я так не думаю. А там кто знает? Может статься, путается с домработницей. Мне все равно. Собственно, я никогда его не любила».

Тогда почему вышла за него?

«Может именно потому, что не любила. Так казалось... безопаснее. Если ничто не поставлено на карту, ничего не проиграешь. Есть в этом какой-то смысл?»

«Невозможно играть без риска все время», — сказал Коннор.

«Невозможно? А ты сам? Шел на риск после смерти Карен? — Эрика отвернулась, покраснев от смущения. — Извини, Я не должна была об этом спрашивать».

Коннор ответил, что извиняться не стоит. Нет, он не шел на риск. «Высказывать жизненные принципы у меня получается лучше, чем применять их».

У Эрики это вызвало улыбку. Они еще немного поговорили, он ушел, и все.

Только это было отнюдь не все. Потому что на другой вечер он снова появился перед закрытием галереи, и, увидев его в дверях, Эрика произнесла лишь: «Я надеялась».

Овладел он ею впервые в этом кабинете, на диване, рядом с булькающей кофеваркой и автоответчиком.

Потом они стали встречаться тайно, в коттедже. Находился коттедж на отшибе, при нем был двухместный гараж, вмещавший ее «мерседес» и его служебную или личную машину.

Раньше Коннор никогда не заводил интрижек. Думал, они покажутся дешевыми, пустыми. Но связь с Эрикой стала высшей радостью в его жизни, во всяком случае, после Карен, может, даже — святотатственная мысль — не только после.

Коннор любил Эрику Стаффорд, чужую жену. Он сказал ей об этом и услышал о ее ответном чувстве. Однако в ее голосе, во взгляде всегда сквозили обескураживающая сдержанность, холодок, отчужденность. Он понимал, что она по-прежнему избегает риска, опасается сродниться с ним и утратить свою индивидуальность. Эрика принадлежала ему, не целиком и полностью, как хотелось бы, но пока что в достаточной мере.

Теперь Эрика исчезла, и Коннор пребывал в страхе. Такого страха он не испытывал с того вечера, как попрощался с Карен, зная, что она не слышит.

Коннор снова поднял трубку и позвонил в Грейт-Холл, подумав, что Эрика могла приехать домой после звонка Рейчел. Но домработница Мария не видела ее.

— Нет, шеф Коннор, — ответила она сквозь гомон шедшей по телевизору «мыльной оперы», звук был до нелепого громким. — Миссис Стаффорд уехала утром и больше не появлялась. Что-нибудь стряслось? Вы не первый звоните.

Коннор успокоил ее.

— Я просто хотел спросить ее кое о чем, — непринужденно солгал он. — Ничего важного. Мистер Стаффорд дома?

— Он в теннисном клубе. Должен вернуться к трем. Вижу, у вас впрямь какое-то серьезное дело.

— Скажи Эрике, когда вернется, пусть позвонит мне, ладно?

— Из-за Роберта? Он арестован? О Господи, не стоило мне этого говорить.

— Никто не арестован. Пусть миссис Стаффорд позвонит в управление полиции. Или свяжется со мной по сотовому телефону. Номер она знает. Хорошо?

Из телевизора доносились громкие женские рыдания, и Мария, судя по голосу, была готова расплакаться.

— Хорошо, мистер Коннор. И... то, что я сказала о Роберте...