Когда отцветает камелия

Не желая вновь прогневать хозяина, Кэтору замолчал и надвинул на глаза поля соломенной шляпы, которую всегда носил в жаркую погоду. С появлением новой акамэ его жизнь становилась всё тяжелее: вместо дневного сна почти каждый день приходилось то стричь кусты, то красить ворота, то сопровождать эту деревенскую девчонку невесть куда. И о чём только думал господин Призрак?

Кэтору фыркнул и нехотя побрёл по каменной тропинке в сторону святилища, обрывая на ходу высокие травинки и насвистывая мотив детской песенки.

Когда шаркающие звуки его шагов стихли, кицунэ предложил Цубаки сесть на подушку, которая лежала у низкого стола.

– Ками что-то даёт мне, а я взамен что-то даю ками, по-другому не бывает, – повторила она слова Хару и провела рукой по гладкому тёмному дереву. – Мы уже договорились помочь друг другу, и я правда сделаю всё, что в моих силах, но не слишком ли это щедро с вашей стороны?

– В лесу ты казалась смелее, а теперь вдруг сомневаешься? – Юкио чуть склонил голову набок и приподнял бровь. – Знаешь, недавно Кэтору принёс мне кое-что интересное: он нашёл это под одним из футонов в доме мико.

Хозяин святилища взял со своего стола стопку потрёпанных бумаг неприглядного вида и демонстративно начал рассматривать.

– Вот, например, это свиток с тайными надписями, проявляющимися, только если поднести лист к огню, и, представляешь, именно он оказался украден из читальни оммёдзи Итиро. Вор наверняка не знал про исчезающие письмена, поэтому нарисовал здесь пруд и сакуру с опадающими листьями.

Цубаки стояла с совершенно нечитаемым выражением лица, будто не её только что снова уличили в краже.

– А вот это бумага, которую еженедельно привозят в дом мико, и она тоже вся исписана углём. Сосны в тумане, куст азалии, – продолжал перечислять Юкио, просматривая картины одну за другой и уже не скрывая хитрой улыбки. – Карпы в пруду, святилище Яматомори…

Взяв в руки очередной чёрно-белый набросок, кицунэ неожиданно замолчал на полуслове: его хвосты, которые привычно покачивались из стороны в сторону, теперь застыли в воздухе, а бледные губы Юкио приоткрылись от изумления. На бумаге васи тонкими штрихами был написан его собственный портрет: идеальные черты лица, достойные божества, светлые волосы, слегка приподнятые ветром, цветок камелии в тонких пальцах и глубокий взгляд, направленный куда-то сквозь картину.

– Вы всё-таки нашли этот рисунок. – Цубаки с немного виноватым видом прикусила губу и через мгновение уже расплылась в улыбке. – Не подумайте ничего такого: я просто люблю изображать красивую природу и красивых людей… Ну, и не только людей.

Юкио негромко выдохнул и сжал в руках тонкую бумагу, от чего острые когти чуть не прокололи её.

– И всё же, – заговорил хозяин святилища, тихо прочистив горло и возвращая стопку исписанных углём листов на свой стол. – Я хотел сказать, что ты можешь больше не воровать и не прятаться на той скале. Оммёдзи Сато поведала мне, как именно проявился дар акамэ в прошлый раз, а это значит, что рисовать – теперь твоя главная обязанность. Мы должны как можно скорее отыскать сбежавших ёкаев, поэтому никто больше не посмеет запретить тебе писать картины.

Каждое слово Юкио-но ками заставляло всё существо Цубаки сжиматься от странного и непривычного чувства, зарождающегося где-то в груди. Акамэ стояла в замешательстве, с пылающими щеками, и думала лишь о том, как бы кицунэ этого не заметил.

– Ты в порядке? – спросил он, поправив тушечницу на её новом столе. – Садись и попробуй что-нибудь нарисовать, Кэтору уже растёр для тебя тушь.

– Хорошо, господин.

Цубаки ощутила лёгкий трепет. Казалось, в груди тлел уголёк, от которого по всему телу растекалось мучительно приятное тепло, а от необычного аромата, окутавшего её, когда Юкио-но ками склонился над столом, закружилась голова. До акамэ доносился мягкий древесный запах, словно в бамбуковый черпачок налили нагретой на огне воды, и он смешивался со сладковатым запахом глицинии, – такие благовония возжигали в главном святилище для богини Инари.

– У тебя же не деревянные пальцы? Лучше держать кисть вот так! – Юкио положил ладонь на руку Цубаки, и они медленно окунули кончик кисти в чёрную тушь. – Теперь понятно, как это делается?

Акамэ кивнула и попробовала отстраниться от прикосновений, но хозяин святилища не выпустил её руку из своей.

– Первую линию проведём вместе, как символ нашей сделки!

Он сам направил их общее движение, и на белом листе появились тёмные штрихи, чуть расплывающиеся по краям, – всего один иероглиф.

– Что он означает?

– Тут написано «камелия».

Цубаки впервые держала в руках настоящую кисть и впервые увидела, как под лёгким нажимом тонкая бумага васи впитала тушь, навсегда запечатлевая особенное имя. От восторга у неё перехватило дыхание.

– Очень красиво! Я бы хотела когда-нибудь научиться писать.

– Я тебя научу.

Она посмотрела на хозяина святилища с сомнением, чуть приподняв брови, словно только что услышала нечто нелепое.

– Неужели у Посланника богини Инари есть на это время? Вы же всё-таки ками, разве вам не нужно выполнять обязанности… божества?