Когда оживают Тени

— На Изольду МакГленданн намекаешь? — хмыкнул поэт. Мечтательно закатил глаза и причмокнул. — Хороша чертовка, даром что вдовушка. И что старше лет на десять. Женщина — огонь! На приеме скромна и тиха, лишь глазками у меня в штанах украдкой шарила. Зато как выпили грогу под приятную музыку, а потом вина. Если хочешь, прихвачу и тебя. А то с середины ночи начал понимать, что не справляюсь. Вдвоем мы…

— Потише, моряк! — поднял я руки. — Лестно такое доверие, но в другой раз. И верю, что женщина — огонь. Вон как вдохновился, раз решил перенести бой.

— Что тянуть? — пожал плечами поэт. — Быстренько отделаю МакКейна, и пойду обратно в объятия моей страстной музы.

«Может, потому что тебе страшно? Потому и напился, пытался забыться в чужой постели. А когда сообразил, что навязчивая мысль не отпускает, принял решение взглянуть страху в глаза».

Но вслух я ничего такого не сказал. Иногда лучше сделать вид, что не видишь очевидного, поддержать игру, чтобы не лишать человека опоры под ногами.

— Я верю в твои силы. Но мог бы хоть не напиваться. А лучше…

— Выспаться? Потренироваться? — хохотнул Фергюс. — Брось, Орм! Я вскрою МакКейна как устрицу, если буду абсолютно трезвый и отдохнувший. Надо ж дать ему фору, как-то уравнять шансы. А то получится неспортивно и не интересно.

Вновь я не нашелся что ответить. Тем паче, уловил чужие эмоции. А через секунду раздались шаги, во тьме галереи возникли лучи фонариков. И чей-то холодный голос заявил:

— Ты живешь в своем иллюзорном мире, МакГрат. Вернись на дно. Здесь ты лишь бестолковый словоплет, пьяница и бабник.

— О! — воскликнул поэт. Оглянулся через плечо и, прищурившись, попытался пронзить взглядом тьму. — А я уж думал, ты струсил, Олсандер! Сознавать то, что словоплет надерет тебе задницу больно и трагично.

Шаги стали громче, и вскоре из темноты появились двое — Олсандер в сопровождении, как ни странно не тех сопливых напыщенных молокососов-аристократов, что видел на приеме, а молодого угрюмого парня. Который к тому же по габаритам больше смахивал на бочонок или похудевшего болга-переростка.

Наследник рода флотоводцев такой же, как я запомнил на банкете — высокий, мускулистый, с породистым бесстрастным лицом и колючими глазами, коротко, по-военному острижен. Разве что наряд подобрал подходящий, не стесняющий движений: широкие штаны, мягкие туфли и рубаха, облегающая куртка из выделанной акульей кожи.

А вот спутник МакКейна и видимо секундант являлся полной его противоположностью. Массивный, с покатыми плечами и торсом без намека на талию, рябым лицом и пухлыми щеками, добродушными сонными глазами неопределенного цвета, прячущимися под массивными надбровьями. И тоже стрижен так, будто вместе с Олсандером ходили к одному цирюльнику. Но одет в богатый жилет и длиннополый сюртук, зауженный брюки и мягкие сапоги с отворотом. К тому же я сразу заметил, несмотря на жару почти не потеет. А когда совершал какие-либо движения, становилось ясно — под тканью скрывается не мягкий жир, а сплошной комок мускулов.

Опасный и незаурядный противник. И что любопытно — в чертах обоих прослеживалось нечто общее. Двоюродный брат? Бастард?..

Под мышкой спутник Олсандера небрежно держал массивный бумажный сверток, перетянутый бечевкой.

Оба остановились в нескольких шагах перед нами, и на секунду возникла немая сцена — мы изучали их, они — нас. А затем на щеках МакКейна вздулись желваки, глаза опасно блеснули, и сказал внешне равнодушно:

— И не надейся, МакГрат. Я слишком долго ждал, чтобы проткнуть твое поганое брюхо.

— Ненавидит, — внятно сказал я, не поворачивая головы. — То есть искренне. По-настоящему.

— Знаю, — коротко и вроде бы спокойно ответил Фергюс.

— А ты его, — сказал я, прислушиваясь к ощущениям. Зябко передернул плечами и сжал кулаки.

Нечто определенно пошло не так. Вместо легкой спортивной потасовки, призванной удовлетворить амбиции обоих, и завершись глупый конфликт, возникший на ровном месте, назревала серьезная бойня. Я почти физически чувствовал напряжение, возникшее между этими двумя. Оба истекали черной злобой, оба алкали крови.

Вряд ли причиной могла послужить ссора на приеме. Наверняка раздор возник задолго до того, и весьма нешуточный. Моя же неуклюжесть стала неким спусковым крючком, поводом.

Дополнительно меня беспокоило странное чувство дискомфорта. Вроде бы почувствовал людей, и вот они. Но что-то зудело на грани сознания, не давало полностью переключить внимание на происходящее.

— Знаю, — повторил поэт.

— И в чем причина? — спросил я, не отводя взгляда от противников.

Сын гранда помолчал немного, над чем-то мрачно размышляя. Потом ответил:

— Я трахнул его сестру.

— Ты… что сделал? — чуть не поперхнулся я.

— Переспал с сестрой Олсандера, — так же убийственно-спокойно повторил Фергюс. Вновь помолчал и добавил: — Понимаешь, Орм, любовь у нас нарисовалась лет пять назад. Ну, то есть настоящая, а не такая как у меня обычно, на пару ночей. Гуляли, общались, мечтали вместе… А потом как водится, очнулись утром в постели.

— И что такого?