Когда падает небо 1 (СИ)

— Вас послушать, так старики не жестоки, — фыркнул Джером Дишоно. — Скажете тоже! На самом деле вопрос не в возрасте, а в том, бессердечная мразь ты или нет.

— В определённых обстоятельствах все мы — бессердечные мрази, — отмахнулся купец Ладий, и, несмотря на недавнее разногласие, Эмилия снова мысленно ему поаплодировала.

— И люди и нелюди любого возраста творят зачастую ужасные вещи, — кивнул господин Лайвр. — Но жестокость хоть полвека пожившего человека чаще проистекает от выгоды, отчаяния, страсти, глупости или гнева. Тоже не абы что, конечно, но… Жестокость юности слепее, яростнее, в ней больше веры в собственную правоту и исключительность, в ней меньше страха смерти, в ней желание поколебать устои… Категоричные, слепо верящие в лучший мир и готовые за свою веру в высшее добро до последней капли крови с этим миром сражаться… Зачастую именно люди, которые юны душой, становятся в определённых обстоятельствах самыми безжалостными и опасными.

Марша даже фыркнула.

— Вы что, совсем? Кто в здравом уме может верить, что всё, что произошло сегодня в Железной Долине, было для высшего добра?!

Эмилия мысленно печально вздохнула.

Она ни секунды не сомневалась: верят. И малолетних дураков, вступивших в драконоборческие ряды во имя добра, более чем достаточно. Она на своём веку видала это очень много раз… Каждый на этом свете, по любую сторону всех на свете пунктирных линий, всегда считает сражающимся за правое дело именно себя.

Сама Эмилия тоже много во что верила в свои недоброй памяти двадцать. Конечно, не в пропагандистские лозунги — сложно излишне серьёзно воспринимать такие вещи, если непосредственно принимаешь участие в их создании — но в честь и незыблемость семейных уз, непогрешимость владык, высокие цели, оправдывающие любые средства… О, в это она верила в свои двадцать.

Смешно теперь помнить.

— Я не понимаю, почему мы вообще о них говорим. Сдохли — и отлично!

— Не вижу ничего отличного в смерти молодых и талантливых детей, которые неизвестно ещё, по своей ли воле в это всё ввязались.

Эмилия едва заметно качнула головой.

Не то чтобы она не была согласна с господином Лайвром, но такая настойчивость в этих обстоятельствах удивляла. Слишком болезненна тема, слишком остро и близко всё произошедшее для каждого здесь…

— Мне даже интересно, как бы вы запели, если бы эти дети забрали себе для развлечений вашу жену!

Что и требовалось доказать.

— Ну будет, господа, — сказал Уилмо успокаивающе. — Не хватало нам ещё сейчас из-за этих отморозков перессориться. У нас сейчас предостаточно своих проблем, вам не кажется, почтенные?

Почтенные поворчали и вроде бы согласились, но ежу понятно, что это до поры: стресс требует выхода, и чем дальше, тем сильнее. Пока что откат не так уж силён, они только начали чувствовать себя в относительной безопасности, и конфликт ещё можно свернуть. Но потом…

Любой ментальный маг знает, что человеческая психика очень по-разному реагирует на столь катастрофические обстоятельства. Но преимущественно природа разумна, и особи, которые в момент опасности совершенно теряют над собой контроль и впадают в шумную истерику, статистически умирают довольно быстро. Потому большинство людей, вопреки распространённым представлениям, в состоянии долго длящегося во времени страха, совмещённого с постоянной угрозой жизни, так или иначе с этим справляются. Кто-то подключает внутренние резервы, кто-то впадает в апатию, кто-то просто гаснет, как свеча… Но потом, когда ситуация становится спокойнее, разум идёт вразнос, будто бы отыгрываясь за всё произошедшее. И это ведь пока ещё бытовые конфликты не начались…

— …Надо подумать, что нам взять с собой, — говорил Уилмо. — Мы вломимся… хм… войдём в один из ближайших опустевших домов, в идеале затронутых разрушением, и быстро соберём всё нужное…

Эмилия отметила, что с той стороны всё в порядке, и бросила взгляд на тех членов их маленького отряда, которые помалкивали: тишина, как известно, не самый хороший признак. Те, что ругаются, точно выгребут. А вот те, что молчат…

17

* * *

Начать Эмилия решила с Лиссы. Девчонка уже давно воспринималась Эмилией не простой прислугой, а фактически компаньонкой Энжи и Бетты, эдакой взятой по всем традициям на воспитание юной особой, о которой надлежит заботиться не хуже, чем о собственных детях. Конечно, в нормальных обстоятельствах компаньонкой для наследниц их рода была бы как минимум дева из обедневшего знатного рода, а не фейская полукровка, в нежном возрасте проданная в бордель… Но, как показала практика, качественно одно не слишком-то и отличается от другого. И Эмилия относилась к Лиссе и её малолетней сестрёнке с ответственностью, как того требовал в таких случаях долг старшей женщины в роду: есть на этом свете вещи, которые впитываешь с молоком матери и не вытравишь из крови просто так.