Лео было даже вроде как немного неловко вклиниваться в агрессивный флирт двух мёртвых представителей остроухой расы. И вообще за них, наверное, следовало порадоваться: посмертие, где ты можешь иметь какую-никакую социальную жизнь, представлялось Лео весьма неплохой перспективой. Тем не мене, кое-что его довольно сильно напрягло.
— Ребят, это всё очень интересно, но объясните мне, пожалуйста, что такого в реальном мире творится? О чём вы говорите?
Они замолчали и перевели на него чрезвычайно красноречивые взгляды. Вопрос в них читался настолько ясно, что в озвучивании не особенно нуждался.
— Нет, я не идиот, — ответил Лео послушно. — Хотя, если учесть обстоятельства, при которых я попал во всю эту историю — преимущественно не идиот. В любом случае, не забывайте, что я — абориген и всё ещё в шоке от происходящего. Да и посмертная ясность сознания, о которой писали некоторые философы, мне не грозит, так что…
— О, ваши философы, значит, тоже интересовались подобными вещами? — заинтересовался Адион.
— Ты что, до сих пор не понял, что то, что ты именуешь своей подружкой Кирой, решило спеть песенку? — спросила Лисса.
Лео моргнул.
При всём уважении к Адиону, прямо сейчас объяснять про философов он и сам не был готов: вопрос Лиссы был любопытнее.
— Кира? Погоди… Кира и есть этот самый поющий Сирин?
— Ты знаешь Сирина? — Адион, кто же ещё.
— Да, — бросила Лисса хмуро, — и оно поёт. Ты понимаешь, что это значит?
— Что Кира некромант? — Лео было довольно сложно уложить в голове эту концепцию. Мозг яростно отказывался участвовать в этом фестивале и всячески стопорился.
Лисса страдальчески поморщилась.
— Даже близко не некромант, к сожалению. И вообще, речь сейчас не о ней. Ещё попытка. Тебе не объяснили, что случается, когда поёт Сирин?
— Мертвецы ходят среди живых. Или нечто в таком духе.
Адион цокнул языком.
— Довольно неточная формулировка. Я выразился иначе.
— Не отвлекайся! — Лисса почти прикрикнула. — Когда поёт Сирин, мертвецы обретают голос. Они могут прийти к тем, кого раньше любили, или ненавидели, навестить тех, с кем на момент смерти связь была прочнее всего. Разумеется, это возможно только для недавно умерших или тех, кто по той или иной причине ещё не ушёл полностью… А теперь подумай головой, будь добр. Тебе напомнить, кому вы с Беттой недавно фактически выписали билет на тот свет? Или ты так соскучился по своим бывшим сослуживцам? Так вряд ли они питают к тебе большую и нежную любовь. Не понимаешь, нет?
Твою мать.
Лео об этом не подумал, но ведь это действительно так: ему и в голову не пришло, но это ведь очевидно! Если вернулся Адион, значит, вернулись и драконоборцы. А значит…
24
Сказать, что Лео продрало до печёнок, значило и вовсе промолчать.
Если что, своих драгоценных сослуживцев он боялся ещё при жизни, и не без повода. Они же, но вернувшиеся мертвецами — сюрприз настолько паршивый, что, пожалуй, словом не описать. Как минимум цензурным.
На фоне этого разговоры о философах и впрямь не особенно актуальны.
— Нам надо вернуться, — сказал Лео быстро.
Адион выразительно скривился.
— Чтобы
— Ты не один, — сказала Лисса резко.
Адион издевательски хмыкнул.
— Ой, что, правда?.. Я даже не буду комментировать, только рекомендую добавлять поменьше пафоса в утренний суп… Мы в меньшинстве. И мне их хватило ещё при жизни, если хочешь.
— Люди умрут!
— Некоторые из них, — пожал плечами Адион равнодушно, — те, кому хватит идиотизма заговорить с мёртвыми драконоборцами.
— Они об этом не знают! — вклинился Лео.
Лицо фейри исказилось. Повреждения, стершиеся было с его кожи, вернулись вновь.
— Я тоже много чего не знаю, — отрезал он. — Например, я не знаю, чего ради я должен встречаться с ними снова. Или ты считаешь, что я получил массу удовольствия в свои последние минутки, смертный? Думаешь, я фейри и мне должно нравиться такое? Правда?
— Но там люди!
— И почему мне должно быть не наплевать, простите? — вот теперь Адион выглядел, как самый настоящий злобный неупокоенный мертвец; в голосе его, шипящем и потустороннем, звучало всё больше ярости. — Я сдох, и это было не особенно приятно, ты в курсе? Все мои надежды и мечты пошли по адресам, которые не озвучивают в приличном обществе. Я умер. Я подох, как собака, вдалеке от дома и родных, без шанса на спасение, и единственным существом, за которое я вообще мог держаться, был единственный грёбаный иномирный драконоборец, которому пришло в голову меня пожалеть, за которого я цеплялся в дурацкой надежде, что он вмешается — даже если понимал, что это приговор для нас обоих.
Лео передёрнуло.
Значит, он всё же надеялся… До последнего надеялся, что Лео вмешается.