Когда падают яблоки

– Да мы… это… отвозить девушку надо? – сконфуженно пролепетал Юра.

– Не надо. Валя поживет здесь некоторое время. Юра, ты свободен, завтра как обычно. Прохор, бди давай.

Часть 2

Валя устроилась в гостевой комнате, примыкавшей к холостяцкой спальне Паши. Голые стены сияли стерильной белизной. Лишь на одной из них, напротив кровати, висели часы в форме огромной стеклянной рыбины. Она неодобрительно косила красным глазом, оттопырив нижнюю губу, будто намекая непрошенным гостям, что они злоупотребили гостеприимством хозяев, и пора бы и честь знать…

Валя села на кровать, бросив рюкзак на пол, поболтала ногами. Потом встала и выглянула в окно, зачем–то заглянула под кровать. Что-то казалось ей странным, но она не могла уловить – что именно. Она вынула из рюкзака тряпичную куклу, пригладила ей встопорщенные волосы, повернула, словно показывая старой подружке новую комнату, затем усадила на тумбочке у изголовья. Та уставилась голубыми пуговицами прямо на рыбину. Валя усмехнулась. В этой игре в гляделки не могло быть проигравших. Девушка легла на кровать и закрыла глаза. Через мгновение она поняла, что показалось ей странным – она ничего не чувствовала: не было того легкого шепота, тише дуновения ветра, который встречал ее всюду, куда бы она ни пришла. Стены домов впитывают в себя эмоции хозяев, их горечи и радости, стены хранят отголоски ссор и любовных признаний – здесь не было ничего. По-видимому, до нее в этой комнате никто не жил. Валя распахнула глаза и недоверчиво улыбнулась. Комната молчала и будто ждала. Девушка задумалась, а потом, прикрыв глаза, тихонько запела:

Мы оба понимали, что не надо слов

Но мне так жаль сейчас, что я молчала.

Теперь я знаю, в мире есть любовь,

Она всему начало.

Живешь ты в моих снах и в первом снеге,

И в солнечных лучах, и в быстром беге,

В стремительном полете птицы в облаках,

И в лунном серебре, и в трепетных мечтах.

Молю я об одном, при свете ночника

Твоей лишь быть, не надо мне другого

И пусть нас разделят века

Я знаю, мы встретимся снова

Я знаю, мы встретимся снова.

Последнюю строчку Валя прошептала. Она выбрала мамину песню. Ей хотелось верить, что мама поет о ее отце. Девушка завернулась в одеяло, подоткнув его со всех сторон, как когда–то делала ее бабушка, и прислушалась. Ей стало уютнее, и комната будто ожила – качнулись шторы, по потолку пробежал луч света от проезжающей машины, кровать вздохнула под тяжестью тела. В соседней комнате Павел мерил шагами пол, потом жалобно скрипнуло кресло–качалка – ему сегодня досталось. Снизу тихо спорили Юра и Прохор. Наверняка, обсуждали ее затянувшийся визит. Они оба ей понравились. Прохор – основательностью, Юра – искренностью, а еще она чувствовала, что они оба преданы Павлу и по-настоящему переживают за него. Валя привыкла подходить со всей серьезностью даже к случайному знакомству. Она пыталась понять, что за человек перед ней, какие мотивы им движут, о чем он мечтает. Сказывалось то, что совсем недавно она могла не видеть новых людей месяцами – на хуторе, где родилась и выросла девушка, гости появлялись не часто.

Валя мысленно перенеслась в родной дом на полгода назад. Она часто возвращалась к тому разговору, придумывая, что она тогда могла сказать…

***

– Завтра я уйду.

Бабушка расчесывала Вале волосы перед сном, и девушка снова чувствовала себя ребенком. Она видела отражение в зеркале – себя, сидящую на стуле, и бабушку позади. Небо почернело, слышались далекие раскаты грома, и они не стали включать свет – зажгли свечи, и комната в деревянном доме стала еще меньше и уютней.

– Куда ты пойдешь? Можно, я с тобой?

– Нет, солнышко, – вздохнула бабушка. – Если бы ты только знала, как мне не хочется оставлять тебя одну…

Она бросила быстрый взгляд на фотографию, с которой серьезно смотрела Валина мать.

– Долго тебя не будет? – заволновалась Валя.

Бабушка промолчала в ответ, снова и снова проводя щеткой по светлым прядям, струящимся в ее руках.

– Ты ведь знаешь, я всегда с тобой, – сказала она наконец.

Валя нахмурилась, дернула плечами, и бабушка выпустила волосы, мягкой волной укрывшие спину.

– Ладно, поезжай, – сухо разрешила девушка. – Если тебе так уж нужно.

Небо прорезало молнией, и Валя вдруг схватила всю картину целиком – деревянные стены, дубовый стол, три стула – один задвинут, рядом с полосатым половичком узкая кровать, подушка в белой наволочке с вышитой в уголке бабочкой, на тяжелом комоде фотография матери, обернутая траурной ленточкой. Бабушка стоит у окна, русые волосы, побитые сединой, собраны в узел, пальцы перебирают янтарные бусы, висящие на шее – подарок деда. Вспышка молнии подсветила бабушку, и на миг показалось, что ее окружает серебристый кокон. Свет пронизывал ее волосы, отражался в глазах, скользил по складкам длинной юбки, превращая женщину в неземное существо.

Утром Валя нашла бабушку мертвой в ее постели.