Когда падают звезды

Секунд-ротмистр для торжественного визита надел новый форменный кафтан с золотым аксельбантом на правом плече, который указывал на его должность при генерал-аншефе Потемкине. Кроме аксельбанта, имелся у него и документ, подписанный светлейшим князем. В нем предписывалось всем должностным лицам Российской империи оказывать содействие обер-офицеру Новотроицкого полка, откомандированному для исполнения особого поручения. Эта бумага произвела нужное впечатление на адъютанта Филисова, и Мещерский без помех попал в кабинет командующего Керчью и Ени-Кале.

Петр Федорович, увидев перед собой офицера привилегированного кирасирского полка, коих в армии насчитывалось всего-то пять, сильно удивился. Он внимательно прочитал потемкинское обращение и воззрился на визитера испытующе:

– Каким ветром вас занесло сюда, секунд-ротмистр?

– С инспекцией, ваше превосходительство, – почтительно доложил ему Мещерский.

– И что инспектируете?

– Дороги, ваше превосходительство. В рассуждении скорого похода корпуса графа де Бальмена в Крым.

– Гм… Похоже на правду, – сказал генерал-майор. – А зачем ко мне пожаловали?

– Представиться по команде, ваше превосходительство, и взять предмет из штаба армии на Украине в крепости, вашему управлению вверенные, присланный. «Диоптр» называется.

– Да, такое распоряжение у меня есть. Значит, отдать его вам?

– Так точно, ваше превосходительство.

– Но ваша фамилия в той бумаге не указана.

– Досадная ошибка канцеляриста, ваше превосходительство.

– Указана фамилия некоей госпожи Аржановой. Это она будет стрелять из ружья с «диоптром»? Хотел бы посмотреть на таковое дивное зрелище. Чтобы бабы у нас за стрелков становились! Кому сказать, так мудрено поверить…

Генерал-майор пустился рассуждать на излюбленную тему. Молодой офицер терпеливо слушал и ждал, когда Филисов прикажет адъютанту доставить прибор в свой кабинет. Однако обер-комендант закончил речь неожиданно:

– Где она, эта самая Аржанова? Нету. А я секретную вещь могу отдать лишь под ее собственноручную расписку. Вы поняли, секунд-ротмистр?

– Понял.

– Вот и идите себе с Богом!..

Пришлось вдове подполковника выбираться из экипажа. Увидев ее, генерал-майор несколько умерил свой пыл. После получасового разговора, отчасти походившего на светскую беседу, отчасти – на допрос о пристрастием, отчасти – на моноспектакль, который Петр Федорович устроил для единственной хранительницы, продолговатый деревянный ящичек с крышкой, запирающейся на крючок, очутился в руках Анастасии. Она написала расписку. Затем Филисов проводил прелестную посетительницу до дверей кабинета. Его адъютант в изумлении наблюдал за сценой их прощания. Никогда прежде обер-комендант не был так любезен с женщинами.

– Вы понравились старому солдафону, – сказал князь Мещерский, помогая Аржановой сесть в экипаж.

– Вообще-то я старалась, Михаил. Но с людьми, ему подобными, ни в чем нельзя быть уверенным до конца…

За новым поворотом дороги открылось взгорье с двухэтажным домом и садом, обнесенными высокой каменной стеной. То была усадьба Юсуп-бея из рода Яшлав. Лошади, видя, что родная конюшня близко, перешли на галоп. Заметив подъезжающий экипаж, прислуга загодя открыла дубовые ворота. Карета на хорошей скорости вкатилась во двор и остановилась у дальнего его угла. Створки ворот тотчас захлопнули и заперли на засов. Мещерский, первым спрыгнув на землю, галантно подал руку Аржановой.

– Слава тебе, Господи! Матушка-барыня благополучно возвернулися! – Рослая, широкая в кости женщина лет сорока, в чепце и длинном белом фартуке, повязанном поверх юбки, торопливо вышла на встречу Анастасии.

– Ты разве беспокоилась, Глафира? – спросила Аржанова.

– Самую малость, ваше высокоблагородие, – улыбнулась горничная.

– Почему?

– Да как вы наряд этот московский в Крыму-то наденете, так обнаковенно чтой-то у нас и случается.

– Глупости говоришь.

– Уж простите меня, бабу деревенскую, – служанка взяла у барыни перчатки, шляпку и сумочку. – Есть у меня суеверия, не обессудьте…

Сколько помнила себя Аржанова, столько находилась подле нее Глафира. Ей было полтора годика, а дворовой крепостной девчонка, назначенной нянчить барского первенца, – двенадцать лет. За ее смышленость, ловкость и услужливость доверили ей господа ответственное дело. Полюбила малышку Глафира всей душой и ласкова была с ней, точно с собственной сестричкой.

В шесть лет наняли Анастасии гувернантку-француженку. Но контакта с воспитанницей она не искала, а больше интересовалась противоположным полом. Потому Настя много времени, особенно по вечерам, проводила с Глафирой. Та от своей бабки, деревенской знахарки и колдуньи, знала много русских сказок, прибауток, побасенок и охотно рассказывала их маленькой барышне.

В шестнадцать лет Глафиру выдали замуж за кучера и конюха Досифея, мужчину обстоятельного, сугубо положительного, непьющего. Затем у них родился сын Николай. Но это не помешало Глафире, теперь уже вместе со своей семьей, сохранять верность госпоже, делить с ней радости и горести, вместе идти по жизни.