Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Поскольку обо всем этом Коль от Геншера уже слышал, то письмо его всерьез не обескуражило. По письму он чувствовал, что Горбачев находился под влиянием московского визита Ханса Модрова 4–5 декабря. Советский лидер после торжеств 7 октября лично в Восточной Германии не был, и у него не было собственного ощущения ситуации и настроения народа. Попав под влияние Модрова – с его рассуждениями о преобразованном коммунизме, сохранении независимости Восточной Германии и договорном сообществе с ФРГ, – советский лидер, вероятно, постарался выказать свою приверженность ГДР. Так могло выглядеть в том или ином смысле позитивное прочтение письма Горбачева. В более пессимистическом варианте следовало сосредоточить внимание на том, что кремлевское руководство отвергает «темп и конечную цель» германо-германского движения к единству, очевидную озабоченность Горбачева тем, какие «геополитические и стратегические последствия этот процесс может иметь для самого СССР»[515].

Это сражение в письмах усилило настрой Коля на использование «окна возможностей» еще до Рождества – принять меры в отношении Модрова и, наконец, самому погрузиться в революцию в Восточной Германии. Ирония заключалась в том, что канцлер Западной Германии с момента падения Стены бывал везде – в Западном Берлине, Польше, во Франции и совсем недавно в Венгрии, но не в самой ГДР. Этот пробел был восполнен утром 19 декабря, когда Коль, Тельчик в сопровождении небольшого круга лиц приземлились в Дрездене. Министра иностранных дел Геншера с ними не было.

Коль был очень тактильным политиком, и он чутко прислушивался к общественным настроениям. Он мог с чувством рассуждать о германском единстве в боннском Бундестаге – как он признавал это в воспоминаниях, – но реальное ощущение этой возможности у него появилось, когда он вышел к толпе приветствовавших его людей в аэропорту Дрездена тем холодным вторничным утром. «Там были тысячи людей, ожидавших меня под красно-черно-золотым флагом», – вспоминал Коль. «И мне вдруг стало ясно: этому режиму пришел конец. Воссоединение приходит!» Спускаясь по трапу, он обратил внимание на еще одну деталь – напряженное выражение посеревшего лица Модрова, встречавшего его. Коль обернулся и пробормотал: «Так и есть. Дело в шляпе»[516].

Пока автомобиль с черепашьей скоростью вез их в город, лидеры двух Германий сидели друг напротив друга. Они немного поговорили о детстве: Модров, оставаясь почти неподвижным и сохраняя уверенность в себе, рассказывал о своем рабочем происхождении, о том, как он, получив профессию слесаря, затем защитил диссертацию по экономике в Берлинском университете имени Гумбольдта. Но Коль на самом деле его не слушал. Он во все глаза смотрел на толпы, выстроившиеся вдоль улиц. Ему с трудом верилось в то, что он видел. То же было и с Тельчиком, описавшим эти сцены в своем дневнике: «Целые рабочие коллективы покинули свои заводы – они были в синих рабочих спецовках, и кроме них женщины, дети, целые школьные классы, удивительно много молодежи. Они аплодировали, размахивали какими-то большими белыми полотнищами, смеялись, веселились и радовались. А некоторые просто стояли и плакали. Радость, надежда, ожидание читались на их лицах, но видны были и беспокойство, неопределенность, сомнение». Напротив отеля «Беллвью», где должны были проходить переговоры, стояли тысячи молодых людей, скандируя «Гельмут! Гельмут!» У некоторых в руках были плакаты «Нет насилию» (Keine Gewalt)[517].

Коля и его помощников охватило возбуждение. Каждому захотелось поделиться своими чувствами, когда они ненадолго заехали в отель. Все считали, что это «великий день», «исторический день», «неповторимое событие». После всего, что было, официальные встречи уже не вдохновляли. Премьер-министр Восточной Германии – весь напряженный, сидевший опустив глаза – говорил о потребности в экономической помощи и о реальности двух немецких государств, но ни то, ни другое не тронуло Коля. К предложению Модрова сначала создать «договорное сообщество» двух Германий, а потом только обсудить, что делать дальше «примерно через один или два года», Коль отнесся скептически. Он требовал откровенного и реалистичного разговора о сотрудничестве. Но при этом он сказал Модрову, что не может быть речи ни о каких 15 млрд немецких марок и вообще ни о каких суммах, если их обозначат исторически обусловленным термином «компенсация» (Lastenausgleich).