Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Все это стало прелюдией к той встрече, которой Буш на самом деле жаждал, встрече с миниатюрным китайским Выдающимся руководителем[110]. Он проговорил с Дэном целый час утром 26 февраля в отдельной комнате здания Большого народного зала. Буш постарался заверить, что он примчался в Пекин не для того, чтобы опередить Горбачева, но два руководителя провели значительную часть времени, гадая о том, куда направляется Советский Союз. Дэн подробно говорил об истории, подчеркивая, что две страны, принесшие Китаю наибольшие страдания и «унижения» на протяжении последних полутора столетий, это Япония и Россия. И хотя Япония стоила Китаю «десятки миллионов жизней» и «неисчислимого» финансового ущерба, влияние Советов было еще более глубоким, потому что они захватили три миллиона квадратных километров китайской территории. Опираясь на это, Дэн вопрошал: если его саммит с Горбачевым окажется успешным и отношения нормализуются, что будет потом? «Лично я думаю, что это все еще неизвестная величина», – сказал он.

«Фактом является то, что существует множество накопившихся проблем. Более того, они имеют глубокие исторические корни»[111]. Буш вторил чувству Дэна, что человек в одиночку не может изменить историю. «Горбачев обаятельный человек, и Советский Союз находится в состоянии перемен. Но США надо быть осторожными. Наш опыт говорит нам, что вы не можете принимать серьезные внешнеполитические решения, основываясь лишь на личных качествах или намерениях одного человека. Нужно рассматривать тенденцию, господствующую в обществе и стране»[112].

В завершение Дэн эту мысль выразил применительно к своей стране. «Что касается проблем, стоящих перед Китаем, то позвольте мне сказать вам, что всеобщей потребностью является утверждение стабильности. Без стабильности все уйдет, даже то, что уже совершено, будет разрушено». Тяжелым взглядом посмотрев на Буша, он добавил: «Мы надеемся, что наши друзья за рубежом могут понять это». Буш ответил, не моргнув: «Мы понимаем». Посыл Дэна был ясен. Что бы кто ни думал о перестройке и гласности, о свободе выбора в Восточной Европе и широковещательных заявлениях о всеобщих ценностях, в Китае не будет Горбачева. Права человека и политические реформы не являются подходящими темами для обсуждения, даже со старым другом. Буш получил это послание, и у него не было никакого желания ему противоречить. «Отлично, – сказал Дэн, – пошли обедать»[113].

Буш покинул Пекин, пребывая в оптимизме и полагая, что проделана важная основательная работа для того, что он называл «продуктивным периодом» в дипломатических отношениях, невзирая на потрясения, которые переживал Китай во внутренних делах. Президент ценил и запомнил «обмен теплыми и искренними рукопожатиями со старыми друзьями». Но в более прагматическом смысле он также чувствовал, что он смог откровенно поговорить с руководителем Китая[114], и что обе стороны в состоянии выработать практические рабочие отношения, основанные на «реальном уровне доверия». У Буша не было иллюзий, что отношения с Пекином будут складываться легко, и поэтому он всячески выступал за хорошие коммуникации по всем вопросам, признавая, что критика не должна звучать публично, особенно по вопросам прав человека. «Я понял, что резкими словами и грозными взглядами лучше всего обмениваться в частном порядке, как было во время этого визита, а не во время заявлений для прессы и в ходе сердитых публичных выступлений»[115].

Возвращаясь в Вашингтон после своего первого зарубежного визита как президента, Буш размышлял над тем, что он узнал. 27 февраля на авиабазе Эндрюс он сказал журналистам, что его ураганный тур по Японии, Китаю и Южной Корее подтвердил масштабную роль Америки в настоящем и в будущем как «Тихоокеанской державы». Из этих напряженных четырехдневных обсуждений он вынес для себя, что «мир ждет от Америки лидерства». Это, резюмировал он, происходит «не потому, что мы обладаем военной мощью, а потому что сейчас господствуют идеи, которые мы защищаем. Свобода и демократия, открытость и процветание, порождаемые индивидуальной инициативой свободного рынка, – эти идеи, которые когда-то мыслились как чисто американские, теперь стали целями человечества по всей Азии»[116].

Это было поразительной идеологической декларацией человека, по своей природе не склонного к риторике. Меньше чем через три месяца после широковещательного выступления Горбачева в ООН, новый президент США обозначил свои маркеры. Советский лидер любил представлять новый социализм в качестве ответа не только на проблемы России, но и для всего мира. Теперь Буш в противовес этому выдвинул американские ценности почти что в стиле холодной войны. И хотя тем февральским вечером на базе Эндрюс он говорил прежде всего о роли США в Азии, но в середине апреля он в похожем тоне высказался и по Восточной Европе.

***