Когда пал Херсонес

Леонтий еще спал, так как вчера налег на свинину за столом и всю ночь страдал желудком, стонал и охал, а я отправился в город, сгорая от нетерпения поскорее познакомиться со здешней жизнью.

Отправляя нас с Леонтием в далекое путешествие, василевс напомнил, что нам надлежит не упускать никакого удобного случая для того, чтобы разведать силы варваров, количество и способ изготовления у них оружия и получить прочие важные с военной точки зрения сведения. Поэтому, очутившись в городе, я немедленно направился разыскивать кузницы и домницы, в которых плавят металл. В трактате «О проводниках и лазутчиках» подробно описывается, как надо собирать такие данные.

Многое я уже услышал от спутников во время путешествия по Борисфену, поэтому мне нетрудно было найти то, что меня интересовало. Подобного рода мастерские находятся обычно у городских ворот, где в город въезжают возы и конные путники и часто требуется кузнец, чтобы подковать коня или починить повозку.

Вскоре я действительно обнаружил около крепостного вала одну домницу. Она была построена в закрытом помещении и, очевидно, принадлежала сравнительно богатому человеку, потому что в его распоряжении находилось два помощника, из которых один, судя по всему, был рабского состояния.

Я спустился по земляным ступенькам в литейную и вежливо поздоровался. Хозяин, занятый работой, повернул ко мне лицо и ответил:

— Будь здоров и ты!

Один из молодых помощников с любопытством рассматривал меня, а тот, которого приходилось считать рабом по его жалкой одежде, все с тем же ожесточением продолжал свой труд, беспрестанно и мерно разводя и сжимая рукоятки кузнечного меха. Домница была сделана из обожженной глины, в виде закругленного наверху конуса, со стоками внизу для отекания жидкого шлака. Как и везде это делается, в такую печку закладывают слоями руду и древесный уголь и силой мехов раздувают внутри большой огонь.

Кузнецам было не до меня. Я понял, что металл уже выплавлен и что сейчас они приступят к выниманию железной крицы, и решил присутствовать при этой операции. Хозяин взломал железным шестом верх печки и достал оттуда клещами довольно большой кусок сплава, величиной с баранью голову, а подручный не мешкая положил эту крицу на наковальню, укрепленную на огромном обрубке дерева, и стал бить по ней тяжким молотом, наполнив небольшое помещение железным грохотом и звоном.

Я все-таки спросил:

— Где же вы добываете руду?

Хозяин отер тыльной стороной руки пот со лба и неопределенно ответил:

— На болоте, в папоротниках.

Широко улыбаясь, подручный добавил, оставив на минуту молот:

— Там, где медвежьи следы.

— Где зайцы и лисы бегают, — так же весело пояснил хозяин.

— А правда ли, — спросил я опять, — что руссы примешивают маленькие куски металла в пищу для гусей, и домашние птицы поглощают это месиво, и якобы в птичьих зобах металл обрабатывается таким образом, что приобретает особую крепость и превращается в чрезвычайно прочную сталь, из которой вы куете свои знаменитые мечи?

Хозяин и подручный переглянулись.

— Мечи наши добрые, — уклончиво ответил старый кузнец, а подручный рассмеялся. Видимо, ни тот, ни другой не имели большой охоты открывать свои тайны чужеземцу, догадавшись по моему выговору и одеянию, что перед ними грек, и, может быть, даже приметив меня, когда мы вчера с князем явились в город.

Всюду валялись лемехи, светцы, остроги, удила, секиры. Здесь не только добывали железо, но производили различные хозяйственные изделия. Я видел потом русские мечи. Они двухсторонние и ничем не уступают прославленным франкским, но имеют то преимущество, что поперечина на них опускается с обеих сторон, что дает возможность руке более свободно пользоваться оружием, и я подумал, что непременно надо будет сообщить об этой подробности начальнику императорского арсенала.

Ножны у русских мечей обычно сделаны из кожи или прочной материи, набитой на деревянную основу, и богатые воины украшают их серебряными наконечниками с красивыми узорами, изображающими прихотливые растения или зверей. В одной из хижин я наблюдал, как оружейник чинил такой меч. Хижина его мало чем отличалась от других. Глиняный пол и такие же стены, жалкое оконце, очаг в углу, ручные жернова и еще кое-какие хозяйственные принадлежности и горшки. Но бросились в глаза многочисленные тигли, в которых плавится металл, и каменные формы для отливки различных женских украшений. Тут же лежал длинный меч в ножнах из зеленой персидской кожи, покрытой серебряными бляхами в виде звезд и розеток. Здесь хозяин работал без помощников. Но около окошка сидела его дочь и, скромно опустив глаза, вышивала убрус. Я посмотрел на узор. На нем были все те же петухи по обеим сторонам дерева и ладьи на море, изображенном волнистыми линиями. В своих сказках, или вот на таких узорах, или в песнях руссы часто вспоминают о море, которое они неизменно называют синим. Может быть, девушкам, поющим песни, рассказывали о нем молодые купцы и путники, побывавшие в Константинополе и Херсонесе или в других греческих городах?