Когда пируют львы. И грянул гром

Еще одну неделю Дафф обучал Шона, как обращаться с динамитом, растолковывал, где копать первые шурфы; вместе они размечали место для дробильни и отвала. Палатку переместили, поставив рядом с шахтой, и теперь работали по двенадцать часов в сутки. Уже ближе к ночи отправлялись в гостиницу Кэнди, там ужинали как следует, а потом Шон один возвращался домой. К вечеру он так выматывался, что завидовать Даффу, который пользовался гостеприимством Кэнди и ее спальни, у него не оставалось никаких сил. Напротив, он даже восхищался выносливостью своего друга и компаньона. Каждое утро Шон искал в нем следы утомления, но глаза на худом и костлявым лице его, как всегда, сохраняли ясность, а кривая улыбочка оставалась такой же жизнерадостной.

– Смотрю на тебя и ломаю голову: как тебе это удается? – поделился с ним Шон, когда они закончили разметку площадки для дробильни.

Дафф подмигнул ему:

– Долгие годы тренировок, друг мой… Но между нами, поездка в Кейп будет приятным и желанным отдыхом.

– Когда едешь?

– Откровенно говоря, мне не дают покоя мысли о том, что найдется еще один такой умный, как мы, и умыкнет у нас агрегат. Поэтому каждый день, проведенный здесь, только увеличивает риск. Оборудование для шахт теперь в большом спросе, а скоро спрос будет еще больше. Ты теперь в курсе дела, все в твоих руках. Что скажешь?

– Да я и сам думал о том же, – согласился Шон.

Вернувшись к палатке, они уселись на складные стульчики; отсюда открывался прекрасный вид на долину. Всего неделю назад вокруг «Кэндис-отеля» лагерем стояло около двух дюжин фургонов, а теперь уже не менее двухсот; со своего места они могли насчитать еще восемь или девять лагерных стоянок, порой даже больше размерами, чем лагерь возле гостиницы. Кое-где палатки уже сменялись деревянными, облицованными железом постройками. Всю равнину вдоль и поперек изрезали ухабистые дороги, по которым на первый взгляд совершенно бесцельно разъезжали фургоны и всадники.

Беспокойное движение, облака пыли, поднимаемые людьми и животными, время от времени глухие взрывы в выработках вдоль Банкетной жилы – все это создавало повисшую над золотым прииском возбужденную атмосферу напряженного ожидания.

– Завтра на рассвете еду, – сказал Дафф. – Десять дней верхом до железной дороги в Колсберге, еще четыре дня на поезде – и я на месте. Если повезет, вернусь меньше чем через два месяца.

Он повернулся на стуле и посмотрел прямо на Шона:

– Кэнди я заплатил двести фунтов, в Претории тоже потратил прилично; в общем, у меня осталось где-то полторы сотни. Доберусь до Парла – придется заплатить триста, а может, четыреста за камнедробильную машину. Потом надо будет нанять двадцать, а может, даже тридцать фургонов, чтобы доставить ее сюда… всего понадобится сотен восемь, не меньше, на всякий случай.

Шон смотрел на него и думал, что знает этого человека всего каких-то несколько недель. Восемь сотен – средний заработок обычного человека за три года. Африка большая, затеряться здесь легко. Шон снял пояс и расстегнул сумку с деньгами.

– Помоги отсчитать, – сказал он.

– Спасибо, – сказал Дафф.

Имел в виду он, конечно, не деньги. Когда о доверии просят так просто и демонстрируют его так легко и непринужденно, лишние слова ни к чему. Последние сомнения друг в друге, если и были, скукожились и исчезли.

7

Когда Дафф уехал, Шон принялся за дело и тут уж не жалел ни себя, ни своих рабочих. Они вскрыли горизонт, добрались до жилы и обнажили ее во всю длину участков Кэнди. Потом разбили на части и начали выбирать породу, таская ее к тому месту, где должна будет стоять камнедробилка. Работа шла по двенадцать часов в сутки, и куча росла как на дрожжах. Ведущая жила все еще никак себя не обнаруживала, но беспокоиться об этом Шону было некогда. По вечерам он едва добирался до кровати, и только крепкий сон помогал ему снять страшную усталость. Утром его снова звала работа.

По воскресеньям он садился на лошадь и ехал к Франсуа; они беседовали о горном деле и о лекарствах. У Франсуа был огромный сундук, набитый патентованными лекарствами, а также книга под названием «Домашний лекарь». Франсуа имел один пунктик – собственное здоровье – и постоянно лечил себя от трех недугов сразу. С особенной, нежной любовью относился он к сахарному диабету, несмотря на то что этот недуг время от времени изменял ему. Страница в «Домашнем лекаре», где говорилось о нем, была замусолена и измята – так часто пальцы Франсуа ласкали ее. Симптомы болезни он знал наизусть, и в его организме все они имели место. Еще одним его любимчиком являлся туберкулез кости. Симптомы этой болезни перемещались по его телу с поразительной и вызывающей серьезное беспокойство скоростью: всего за неделю она могла перейти, скажем, от костей бедра к костям запястья. Однако, несмотря на слабеющее здоровье, специалистом горного дела он был прекрасным, и Шон без зазрения совести обращался к нему за советами. Сахарный диабет нисколько не мешал Франсуа в воскресный вечер раздавить с Шоном бутылочку бренди.