Когда плачут драконы (СИ)

— Так и вижу, как ты голыми руками цепи рвешь, — снова съехидничал Кедде, но Хедин не стал отзываться. И так Вилхе после каждой фразы сжимал кулаки, не зная, кому из друзей кидаться на помощь. Втемяшилось же дурачку в голову, что он за всех отвечает и всякие действия должен контролировать, вот и разрывается между долгом слова и долгом дружбы. Как будто Хедин с Кедде без его посредничества между собой не разберутся. Может, давно померились бы силами и разошлись довольными. А из-за Вилхе все в руках себя держали. Ох и не любил Хедин такой мир!

Косые взгляды, недосказанности и вечное ожидание удара из-за спины — чего уж тут хорошего? Хедин сам никогда не держал камня за пазухой и рядом с собой не терпел людей, за которыми замечал подобное. Вилхе оказался одним из немногих, кому он мог доверять как самому себе, несмотря на одиннадцать лет самой лютой вражды. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Потому что, даже задирая Вилхе и день за днем пытаясь одержать над ним верх, Хедин испытывал к нынешнему товарищу совершенно неуместное уважение. Оно появилось, когда Вилхе уложил его в честной схватке на обе лопатки, а потом ни разу не кичился собственным мастерством, стараясь втоптать соперника в грязь. Находил другие способы доказать если не свое превосходство, то равенство-то уж точно. И Хедин давно был готов принять это равенство, если бы...

Почти пятнадцать лет. А Хедин так и не избавился от этого наваждения.

Знал бы Вилхе, наверное, за полоумного его принял. Но Хедин ничего не мог с собой поделать. Стоило только появиться на горизонте беловолосой пигалице с косой, и он переставал адекватно воспринимать окружающий мир. Тот словно схлопывался до крохотной пещеры, и ничего вокруг больше не существовало, лишь буроватые полукруглые стены, а единственным ярким пятном оставалась она — самая красивая и самая ненавистная девчонка на свете.

Хедину давно следовало смириться с тем, что она предпочла Эдрика, но при каждой новой встрече этот ореол и глупая необъяснимая надежда толкали на новые попытки привлечь ее внимание. Да только заканчивались они так, что Хедину потом хотелось выть, а еще лучше — сокрушить какую-нибудь глыбу, выплеснуть собственную злость и обиду, чтобы хоть как-то смириться с неизбежным.

В такие моменты под горячую руку обычно и попадался Вилхе. Хедин отлично понимал, что тот не мог не заступаться за сестру, когда подобный ему бугай подступал к ней со сжатыми кулаками. Он же не подозревал, что Хедин скорее на костер живьем пойдет, чем позволит хоть волосу упасть с головы Аны. Никто не подозревал. Хоть это Хедину удалось сохранить в тайне.

Как Вилхе смог простить, когда Хедин едва не стал причиной гибели его сестры, он не знал и по сей день. Сам не додумался, а спрашивать не видел смысла. Вилхе также предпочитал не лезть под кожу, принимая товарища таким, каким он был, и Хедин безмерно это ценил. Пусть и посмеивался над некоторыми его представлениями о жизни. Особенно над той самой ответственностью, которая сегодня весь полет вынуждала Вилхе пристально следить за Хедином, как будто тот мог сигануть с высоты драконьего полета вниз, к твердой земле, а Хедина — все сильнее убеждаться, что товарищ ничего не знал о Даре Солнца.

Да, болван! Да, только малые дети верят в чудесную силу какого-то там камня. Да, легенда о нем — просто выдумка, но разве в этом было дело?

Хедин словно ладошку Аны сжимал в руке — как тогда, на скалах Северного моря, — и даже думать больше ни о чем не мог, кроме как о той близости и нежданном понимании.

Пусть Ана сделала все это только из любви к брату — какая разница? Хедин подобного воодушевления ни разу в жизни не испытывал и смертельно боялся брякнуть что-нибудь лишнее и оттолкнуть, как всегда отталкивал. Да только если раньше это казалось какой-то победой: мол, пусть знает девчонка свое место, — то нынче-то кого обманывать? Это Ана совсем еще ребенок, а о Хедине-то уж точно подобного нельзя было сказать. И хочешь-не хочешь, приходилось признать собственную одержимость белобрысой язвой и абсолютную невозможность хоть как-то от этой одержимости избавиться.

Пятнадцать лет, будь они неладны! У Создателей были злые шутки.

— Давай, Вил, колись, что ты там придумал для свершения очередного подвига, — проговорил Хедин, откровенно не представляя, как освободить сидящего посередь торговой площади дракона от цепи толщиной в кулак. Даже если ждать ночи, когда горожане разбредутся по домам, вряд ли задача легко решится. Никакой силы не хватит.

— Можно попробовать втулку из ошейника выдавить, — вполголоса ответил Вилхе, внимательно изучая золотого дракона. — Или цепь кислотой проплавить. Но в любом случае надо ждать, когда народ схлынет и любопытных глаз поубавится.

Пленник сидел на огромном камне, закрывавшем подземелье, где лежали сбережения Стенбиргских жителей. Раз в сутки хозяин заставлял ящера сдвигать камень с места, чтобы положить в хранилище новую сумму денег или достать ту часть, что было необходимо выплатить горожанам. Потом дракон водружал крышку на место и оставался стеречь вход до следующего раза.