Когда плачут драконы (СИ)

Но если так, значит, и Кайя не приходила? Значит, все-таки не хозяйка?

— Два поросенка — большой и маленький! — вынесла вердикт Кеола, пряча за шпилькой накатившее облегчение.

Кедде усмехнулся и сцепил руки за спиной. «Поросенок» — это все-таки не ненавистный дракон. Может, однажды Кеола все же поймет, что вторая ипостась не может быть приговором? Что он никогда не предаст ее ни в драконьем, ни в человеческом обличии. Что он от крыльев готов отказаться, лишь бы она...

Энда, да просто перестала видеть в нем врага! И хоть ненадолго забыла о Вилхе!

Кедде свистнул, зовя с улицы Харде. Тот мигом появился в дверях.

— Воду принесешь или будешь посуду мыть? — предложил Кедде выбор. — А то срам такой перед гостьей.

Харде недовольно поморщился: домашние дела он явно не любил.

— Кайя никогда не ругается, — заявил он, — и не заставляет меня убираться. Говорит, это девчачье дело. А я не девчонка!

Кедде сузил глаза. Кеола сжалась, почему-то уверенная, что сейчас грянет гром. Чего-чего, а лени и высокомерия Кедде не терпел. Даже в плену, помнится, давал тумака новеньким зазнайкам, ставившим себя выше других. Но Харде все-таки ребенок, да еще и столько переживший. Наверное, что-то можно было ему простить. Или потом станет только хуже?

— Я девчонка, — не узнавая свой голос, пискнула она. — Я могу...

Кедде качнул головой, и Кеола замолчала, тут же поняв, что сморозила глупость. Наверняка только Кайе разрешено касаться их вещей и вмешиваться в их жизнь. А Кеоле...

— Ты позволишь девчонке себя обставить? — с разочарованием поинтересовался Кедде у Харде. — Какой же ты после этого мужчина?

Харде тут же попался в расставленную ловушку. Бросился к сушившемуся у печи корыту, взгромоздил его на предусмотрительно поднятую Кедде лавку и принялся складывать в него грязную посуду. Кедде подхватил ведро и, весело подмигнув Кеоле, отправился за водой. А она ошеломленно смотрела ему вслед, гордясь тем, сколь ловко он обращался с гордецом-мальчуганом, и влюбляясь в него еще сильнее. Когда Кедде станет отцом...

Его семья будет самой счастливой на свете.

Глаза защипало, и Кеола, чтобы скрыть слезы, принялась опустошать принесенную корзинку, выставляя на освободившийся стол приготовленные Нетелл вкусности. Когда дело дошло до леденцов на палочке, вернулся Кедде.

— Медовые? — с порога определил он.

— Твои любимые, — отозвалась Кеола и тут же неслышно охнула. При их отношениях ей никак не полагалось знать о вкусах Кедде. Но что было делать, если она просто не знала, а жила этим? И иногда не справлялась с собой?

Кедде криво усмехнулся. Не поверил мелькнувшей надежде.

— Нетелл помнит, на что меня купить, — заметил он, вынимая из печи чугунок и вешая на его место принесенное ведро. Потом вылил воду из чугунка в корыто.

Харде тут же схватил тарелку и принялся оттирать ее от присохших остатков каши. Кеола сняла накидку, закатала у платья рукава и присоединилась к юному сопернику. Харде одарил ее сердитым взглядом, но ничего не сказал.

Кедде сходил за дровами, потом тоже сбросил куртку и занялся разведением огня в печи. Однако любопытство и другое, гораздо более сильное чувство постоянно вынуждали его отвлекаться и тайком посматривать на Кеолу. Будь его воля, он сел бы сейчас рядом с корытом и вообще не отводил он нее взора. Разве можно быть такой красивой и такой желанной? Эти темно-красные волосы, до которых он не дотрагивался никогда в жизни; эта восхитительно светлая кожа, от аромата которой даже на расстоянии кружилась голова; эти нежные губы, которые Кеола так любила прикусывать, когда у нее заканчивались аргументы в спорах, а Кедде едва удерживал себя, чтобы не закрыть ей рот совсем иным способом...

Зачем она пришла? Зачем перестала язвить, да еще и с Харде пыталась помочь? Она ясно сказала, что ненавидит. Что ей нужен Вилхе и не нужен он, Кедде. Для чего тогда испытывает его на прочность? Какая прочность, когда у него руки дрожат, не позволяя с огнивом справиться, только оттого, что он дыхание ее за спиной слышит? И думать уже вообще ни о чем не может, кроме как о том, чтобы выставить Харде из дома, а Кеолу схватить за плечи, заглянуть в глаза, притянуть к себе...

— Иди помогай! — гордый голос Харде вырвал из грез, да так, что Кедде наконец дрова подпалил. — Я свою половину перемыл, а девчонка твоя все с одной посудиной возится. На тебя смотрит.

Кеола вздрогнула и выронила тарелку. Та упала на пол, развалившись на несколько частей. Кеола бросилась их собирать и, не ожидая от самой себя, вдруг всхлипнула. Кедде тут же вскочил.

— Поранилась? — озабоченно спросил он, беря ее свободную руку в свои и разворачивая ладонью кверху. Кеола замотала головой, отвела взгляд в сторону и едва слышно выдохнула.

— Извини...

Кедде нахмурился.

— Было бы за что, — глухо сказал он. Отобрал у Кеолы собранные осколки и принялся осматривать вторую ладонь. Кеола невольно подалась вперед...

— Кайя! — звонкий возглас Харде вынудил вздрогнуть их обоих. Кеола выдернула руку и отпрянула назад. Кедде помянул Энду — наверное, даже вслух — и обернулся к двери.