Когда плачут цикады (ЛП)

Она улыбается мне и садится в свое кресло. И после еще одного глубокого вдоха я заставляю свои ноги двигаться дальше по проходу к своему месту.

Возле окна сидит женщина с ребенком. Я сажусь в свободное кресло и тупо смотрю перед собой, обдумывая то, что только что произошло.

Я не видел Эшли Уэскотт больше года, это первая наша встреча.

Она все также прекрасна, как в тот день, когда я впервые ее увидел. Я все так же хочу ее, и это также неоспоримо, как эта стена сбоку. Но я знаю, и она знает. И это держит нас на расстоянии.

Я стараюсь увидеть ее в просвете между кресел, но ничего не могу рассмотреть и, в конце концов, сдаюсь. И затем я опять отправляюсь блуждать по воспоминаниям двухлетней давности. Я думаю о том времени, когда мы были вместе, я вспоминаю наш первый танец и наш последний день вместе. И я останавливаюсь, ругая себя, что многое не сказал ей тогда, но тут же понимаю, что это не изменило бы ничего, — она все равно бы ушла. Я опять ругаю себя, что ничего не сказал сегодня, мое сердце больно сжимается в груди от осознания, что все останется так, как есть. За всеми этими мыслями я не замечаю, как проходит час и сорок пять минут, наш самолет начинает заходить на посадку. Голос в динамике просит всех убрать свои столики, поднять кресла и пристегнуть ремни. Уставившись в окно, я рассматриваю крыши зданий. Неужели мы летели почти два часа? Мои мысли вновь возвращаются к ней. Не знаю, увижу ли я ее в аэропорту, возможно, будет лучше, если я ее больше не увижу.

Наконец-то самолет приземляется, и через некоторое время открываются двери. Все пассажиры мгновенно заполняют проход впереди и позади меня. Обычно я сижу и жду, когда все пройдут, и только потом неспешно выхожу. Но не в этот раз. Сегодня мое сердце бьется в сумасшедшем ритме из-за девушки, которая никогда не любила меня. И я должен сделать все, чтобы увидеть ее еще один раз. Зажатый в ловушке, я не могу придумать, что делать дальше. Я перевешиваю рюкзак поудобнее и жду, когда люди впереди меня покинут самолет. Я подхожу к ее месту, но Эшли там уже нет. Выходя, я дотрагиваюсь до козырька кепки, чтобы поблагодарить стюардов, и покидаю самолет. Пару минут в туннеле, и вот я уже перед паспортным контролем. Я пытаюсь увидеть в толпе платиновые волосы. И вдруг замечаю ее — она что-то ищет в сумочке, наклонившись к сиденью. Мое сердце сразу же подпрыгивает в груди. Я рад увидеть ее, хоть и наблюдаю за ней всего несколько секунд. Было время, когда я называл ее своей. Я обычно шел позади нее, мои руки обвивали ее талию, и я целовал нежную кожу ее шеи. И я был единственным мужчиной в мире, кому позволялось это делать.

Я был. Я мог.

«Это самые грустные слова в английском языке», — говорил мой дед. И только сейчас я понял, почему.

Я чувствую, как моя улыбка начинает увядать, и понимаю, что упустил момент, пока смотрел на нее, не зная, что предпринять. Она заканчивает копаться в своей сумке, несколькими секундами позже поднимает голову и, встретившись со мной взглядом, улыбается мне. Все мое тело сковано от нерешительности — наверное, это какой-то сбой, так как мои ноги отказываются подчиняться и двигаться в ее сторону. Я хочу к ней подойти, но не могу, и она это понимает.

Один Миссисипи.

Два Миссисипи.

Я не могу не смотреть на нее даже тогда, когда ее улыбка становится очень печальной и уголки ее губ опускаются вниз. И затем она машет мне рукой. Простое движение рукой, которое я начну ненавидеть с этого момента, потому что оно означает «Прощай».

Я беру себя в руки и машу ей в ответ. Она смотрит на меня в последний раз и, повернувшись, уходит прочь от меня. Через мгновенье ее платиновые волосы теряются в толпе.

Я стою и смотрю, смотрю, как она удаляется.

И все это время мое сердце кричит разуму, требует догнать ее, но я ничего не делаю, просто стою и смотрю. После того как я теряю из виду ее светлые волосы, я делаю пару шагов, но потом опять останавливаюсь. Мне нужна остановка. Весь мир замедляется, но только моему сердцу плевать — оно отчаянно колотится в груди. Боль отдает в каждую кость, в каждый мускул в моем теле. Я делаю глубокий вдох и выдох, пытаясь привести себя в чувство. Это помогает, сердце замедляет свой ритм. Проходит еще пару мгновений, и я, перевесив рюкзак на другое плечо, шагаю в другую сторону.

Это как в каком-то дурацком кино, я не оборачиваюсь и не знаю, оборачивается ли она.

Любовь вернулась в мою жизнь ровно на один час и сорок пять минут. Все было абсолютно не так, как я себе это представлял. Ничего общего с моими мечтами. Но так и должно быть. Все так, как должно быть.

Глава 9

Прошлое — два года назад

Рэм

— Итак, вот оно, — говорю я, широко разведя руки. — Таймс-сквер Авы. Знаю, от всех огней и красок у тебя, скорее всего, рябит в глазах. Просто постарайся не смотреть на все сразу.