Когда плачут цикады (ЛП)

Я открываю глаза и смотрю вверх. Какой-то пожилой человек, которого я не узнаю — видимо, он из другого города, — смотрит на меня. Мужчина склоняется над бледно-голубым с желтым покрывалом. Это мое покрывало. Эшли нашла его в антикварном магазине одним жарким июльским днем. Она сказала, что я должен иметь его, оно сделает мою гостиную уютнее. Я проигрываю ее слова в голове. Покрывало расстелено на диване, на котором Эшли и я проводим послеобеденное время, просматривая повторы Sainfeld (Примеч. комедийный сериал 1989-1998 гг.) и старые фильмы Хамфри Богарта. (Примеч. американский актер, признанный Американским институтом киноискусства лучшим актером в истории американского кино).

— Сколько? — спрашивает старик. Его тон становится нетерпеливым.

— Ох, это не продается.

Он смотрит на меня странным взглядом.

— Тогда почему оно здесь.

Я не отвечаю ему. Не знаю, что сказать. Я не знаю, почему оно здесь. Он хмурится на меня, а потом уходит с пожилой седой женщиной — полагаю, это его жена.

Мой взгляд задерживается на старой хоккейной клюшке рядом. Она моя. Я истратил свои деньги за стрижку газонов, чтобы купить ее, когда мне было двенадцать. Тогда я проходил хоккейную фазу — она длилась пару месяцев. Это клюшка для левшей. Я правша. Тогда я не видел разницы. Но почему она здесь? Почему все мои вещи здесь.

— Сколько стоит этот светильник?

Я оборачиваюсь. Брюнетка около двадцати лет, глядя на меня, держит большую зеленую лампу.

— Десять долларов, — говорю я. Эшли ненавидела эту лампу. Девушка дает мне десятидолларовую купюру и уходит с лампой.

— Сколько за это?

Прежде, чем успеваю обернуться, я узнаю голос.

— Эшли.

Она держит бамбуковый стебель — ее любовный бамбуковый стебель. Я, практически не дыша, просто смотрю на нее.

— Мы можем поговорить? — спрашиваю я.

— Я не могу, — ее улыбка исчезает под толстым слоем сочувствия. — Я с мужем.

— Ты замужем? — мое сердце падает в самое глубокое ледяное ущелье у меня в груди.

Она кивает и ставит растение обратно.

— Эй, дружище, Кристен сказала, что у Калеба позже собирается компания, — Джек внезапно оказывается передо мной. Я смотрю на него, а потом обратно на Эшли, но она ушла.

— Не сейчас, — говорю я Джеку.

Я сканирую толпу мужчин и женщин, детей и собак на поводках, резко разворачиваюсь на пятках, как всегда это делаю, и прежде чем успеваю обернуться полностью, Эшли возвращается.

— Пойдем, — говорит она. — Идем со мной.

Она взлетает к реке. Я так взволнован или ошарашен, но это проходит через несколько минут, и я отталкиваюсь и лечу за ней.

— Ты замужем? — догнав, снова спрашиваю я. Запах ее духов оживляет мои чувства и напоминает мне, как сильно я по ней скучаю.

— Да, недавно вышла, — говорит она и протягивает мне кольцо. С тем же успехом она могла бы протянуть мне нож.

— Ну, он счастливчик.

Удивительно, как спокойно я говорю. Удивительно, насколько спокоен я.

Я провожаю ее к скамейке с видом на реку. Вода темная, мутная и жуткая. Я никогда не видел ее такой.

Она садится, и я тоже. На ней длинное белое платье. Сбоку разрез. Угол платья поднимается на ветру, обнажая загорелую кожу ее бедра.

— Мы когда-то сидели здесь, — говорю я, делая вдох. Воздух больше не плотный, — ты помнишь? Это было наше первое свидание.

Она улыбается.

— Конечно, помню.

Я чувствую, как уголки моих губ приподнимаются от этого. То, что она думает и вспоминает то, что связывало только нас двоих, делает меня снова счастливым… на миг.

— Почему это причиняет такую боль? — спрашиваю я.

Ее улыбка немного увядает.

— Это не должно быть безболезненным, Рэм. Это должно того стоить.

Я принимаю ее объяснение. Однажды она произносила эту же фразу, когда мы были вместе. Но она произносила ее с улыбкой. Это было после того, как я высидел весь специальный просмотр «Титаника» — того, где Леонардо ДиКаприо рисовал картину и претендовал на полет на корабле в течение четырех часов. Однако на этот раз ее слова поражают меня совсем по-другому. И, в то же время, я замечаю, что река теперь чистая. Прозрачная как ручей. Я могу увидеть дно. И я точно знаю, что никогда ее такой не видел, но быстро отделываюсь от этого ощущения.

— Эшли, прости. Мне так много хочется вернуть.

Ее губы не шевелятся. Она просто смотрит на меня с маской печали на лице. Несколько секунд я смотрю ей в глаза, а потом отворачиваюсь. На зеленом фоне ее глаз написана история того времени, когда мы были вместе, и я не хочу это читать. Я смотрю вниз на заросшую травой землю под ногами, пока позади нас ревет звук проходящего грузового поезда.

— Я так сильно тебя любил, — начинаю я. — Я любил тебя больше, чем показывал это. Мне так жаль.

Я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, но все равно не смотрю на нее.

— Эшли, я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя.