Когда плачут цикады (ЛП)

— Рэм? Что на самом деле у нас пошло не так?

Он смотрит на меня.

— Ты имеешь в виду, кроме всего этого?

Я тихо смеюсь, но не отрываю от него глаз.

— Ты действительно так считаешь? — спрашиваю я. — Ответ?

Он кивает.

— Конечно, я так считаю, — в его словах звучит боль. Я не хотела делать ему больно. Мне просто нужно было знать.

— Эшли Уэскотт, — он произносит мое имя и отводит взгляд. Я вижу, как его язык нервно движется по внутренней стороне губ. Через мгновение его глаза возвращаются к моим. — Я любил тебя больше, чем когда-то мог себе представить полюбить кого-то в этой жизни, — он замолкает на секунду. — Я так сильно любил тебя, когда ты ушла. Я потерял себя. Я забыл, кто я, — он начинает тихо посмеиваться. — Я даже больше не знал, какой хлеб нужно покупать. И я не знал, что мне нужно делать в понедельник вечером. Я не знал, что мне делать с пустым пассажирским сиденьем. Черт, я даже не знал, какую выпивку должен заказать в том непонятном кафе в Парквилле.

— Ты ходил туда?

— Да, один раз. Но я был поставлен в тупик всеми этими названиями, которых не знаю, и ушел.

Я прижимаю ладони к губам, стараясь не рассмеяться, хотя мое сердце разрывается из-за него.

— И, Эшли, — продолжает он, не давая мне вставить ни слова, — в общем, я словно забыл, как мне жить … без тебя.

Слезы мгновенно заструились по моим щекам. Даже не знаю, откуда они взялись, и я совсем не пытаюсь остановить их.

— Почему ты не сказал мне об этом?

Он, кажется, тоже пытается сдержать слезы.

— Потому что ты и так знала.

— Нет, — качаю головой я, — нет, если бы я знала …

— Ты знала, — шепчет он. — Я просто слишком сильно ранил тебя за это знание.

Очередная предательская слеза сбегает по моей щеке, а за ней еще одна, и еще… Я быстро смахиваю их тыльной стороной ладони. А потом он тянется через пространство, разделяющее нас, и проводит пальцами по моей щеке, стирая соленые влажные дорожки. И наступает момент — момент, когда он смотрит мне в глаза, момент, о котором, клянусь, я могла бы только мечтать, если бы не знала, что бывает еще лучше.

Но потом все исчезает, как туман от солнечного света, и он снова садится на свой стул.

— Прости, — говорю я, смахивая последние слезы. — Я просто … это приятно слышать, — на мгновение я опускаю взгляд, но потом, столь же быстро, снова окунаюсь в море его глаз. — И я пойму, если для тебя это слишком, потому что он был твоим братом … Я просто … приехала извиниться перед тобой.

Он ничего не говорит, его глаза прикованы к моим, и от этого я нервничаю. Я ничего не могу с собой поделать, и опускаю взгляд в пол. В его глазах так много всего — слишком много того, чего я не могу прочесть, не могу понять. Но, спустя мгновение, я чувствую, как мой взгляд возвращается к нему. Это похоже на сумасшествие: его глаза сейчас как будто плетут паутину от него ко мне. Я не могу отвести взгляда. Он не должен понять, что на самом деле я и не хочу отводить от него взгляд — никогда.

Но потом что-то меняется. Внезапно пространство вокруг нас заполняется монотонным жутким гудением. Это цикады. Они плачут.

Звук заполняет мои уши. Я хочу отгородиться от него, но не могу. А потом неожиданно я вижу это. Это словно бегущей строкой промелькнуло в его глазах.

Наша судьба предрешена.

Мое сердце падает на самое дно, пока я с волнением подыскиваю слова.

— Я, наверное, пойду, — говорю я, мой голос начинает дрожать.

Глядя неуверенно, он кивает. Напряжение висит в воздухе, и я ненавижу это, но не знаю, как избавиться от него. Встаю и пытаюсь улыбнуться, но не думаю, что он купится на это.

— Было приятно снова увидеть тебя, Рэм.

Он тоже встает, но все-таки просто кивает.

— Все в порядке, — шепчу я себе.

А затем поворачиваюсь, чтобы уйти.

Глава 36

Настоящее

Рэм

— О, — говорит она, останавливаясь и поворачиваясь ко мне, — чуть не забыла.

Она запускает руку в карман джинсов и что-то достает.

— Я знаю, ты действительно доверил мне это, хотя никогда не запирал двери, — она пытается улыбнуться, но это только видимость. — Но это для меня действительно много значило — твое доверие,— она смотрит на ключ, а потом на меня. — В мире есть совсем немного вещей, которые не должны восприниматься как должное. Это — одна из них.

В одно мгновение мое дыхание перехватывает.

— Что ты сказала? — спрашиваю я.

Я вижу, как тоненькие морщинки образуются на ее лбу.

— Твой ключ, — говорит она, снова указывая на него глазами. — Прости. Я понятия не имела, что он все еще у меня.

— Нет, — говорю я, качая головой, — не это.

Понимаю, что это прозвучит безумнее, чем сейчас, в январе, звук грозы. Но все, о чем я могу думать, это о том дне — одном дне почти вечность назад, когда Оуэн сказал мне то же самое. Даже не понимаю, как вспомнил об этом. Он сказал: «В мире есть немного вещей, которые просто не должны восприниматься как должное. И это — одна из них».

Знаю, что это звучит безумно, но во мне вдруг стало разливаться какое-то умиротворение.

Это твой знак, Оуэн?