Когда под ногами бездна (upd. перевод)

Пришлось показать удостоверение личности и ждать, когда из компьютера извлекут информацию обо мне. Я примостился на стальном сером стуле с распечаткой своих данных на коленях и терпеливо ждал, когда меня вызовут. Просидел так много часов. «Солнышки» перестали действовать через девяносто минут, потом начался ад… Полубред-полуявь: огромная комната, переполненная искалеченными, страдающими людьми, все — хронические бедняки, всех мучает боль. Нескончаемый стон, вопли младенцев. Воздух пропитан табачным дымом, вонью немытых тел, мочи, блевотины, сладковатым запахом крови. Наконец меня принял ошалевший от работы доктор; он долго бурчал что-то, осматривая меня, не задавал никаких вопросов, прощупал ребра, выписал рецепт и вызвал следующего.

Сегодня я уже не успею зайти в аптеку, но зато мне известно, где достать кое-какие дорогие пилюльки. Сейчас примерно два часа — на Улице жизнь должна кипеть. Пришлось пешком добираться до Будайина. Меня подстегивала нестерпимая злость на Никки. Еще надо поквитаться с Тами и ее подружками.

В клубе Чириги было до странности безлюдно и гораздо тише, чем обычно. Девочки и гетеросеки казались безжизненными, словно куклы; клиенты мрачно разглядывали свои кружки с пивом. Но музыка, конечно, ревела как всегда, и ее перекрывал пронзительный голос Чири, с ее неповторимым суахильским прононсом. Однако не слышалось смеха, отсутствовал привычный фон — негромкий гул деловых переговоров. Работа замерла… В баре царил застоявшийся запах пота, пролитого пива и виски, гашиша.

— Марид, — произнесла Чири, увидев меня. Она тоже выглядела осунувшейся. Значит, прошлая ночь оказалась мучительно долгой и неудачной в смысле заработка не только для меня.

— Можно я угощу тебя чем-нибудь? — спросил я. — Судя по виду, выпивка тебе явно не помешает.

Она с трудом растянула губы в улыбке:

— Я когда-нибудь отказывалась от таких предложений?

— На моей памяти — нет, — отозвался я.

— И не откажусь.

Она повернулась и нацедила себе зелья из специальной бутылки, которую держала под стойкой. — Это что? — поинтересовался я.

— Тэнде. Особый напиток из Восточной Африки.

После недолгих колебаний я решился:

— Давай и мне!

Чири изобразила беспокойство и утрированно-озабоченным тоном пробормотала:

— Тэнде плохо-плохо для белый бвана! Белый бвана выпить — и сразу бум-бум свой белый мгонго.

— У меня сегодня тоже выдался длинный и поганый день, Чири. — Я протянул ей бумажку в десять киамов.

Она сочувственно кивнула, налила мне и подняла собственный стакан:

— Ква сихо яко!

— Сахтайн! — сказал я по-арабски, отхлебнул немного и сразу вытаращил глаза и поднял брови. Тэнде обжигало, как огонь, и имело неприятный привкус, но я знал, что, если как следует постараюсь, смогу оценить его. И осушил стакан.

Чири покачала головой:

— Моя сильно-сильно бояться за белый бвана. Моя думать, белый бвана вот-вот облюет мой чистый хороший бар.

— Еще раз, Чири. А когда прикончу порцию, сразу наливай следующую.

— Такой плохой был, значит, день? Ну-ка, милый, подойди к свету.

Я обошел вокруг стойки и встал так, чтобы она могла меня разглядеть. Лицо, наверное, выглядело жутко. Чири протянула руку, осторожно коснулась ужасных ссадин на лбу, кроваво-синей вздувшейся кожи вокруг глаз, носа, разбитых вспухших губ.

— Хочу хорошенько напиться как можно быстрее, — сказал я. — Кстати, я остался без гроша.

— Ты разве не сорвал три тысячи с того бедняги? Ты ведь, кажется, сам мне сказал. Или я слышала от кого-то другого? Может, от Ясмин? Знаешь, сразу после того, как русский поймал пулю, мои новенькие попросили расчет, и с ними ушла Джамиля. — Она снова налила мне своего зелья.

— Ну, Джамиля небольшая потеря. — Это предоперационный гетеросек, который и не собирался идти к хирургу.

Я протянул руку к выпивке. Кажется, сегодня я угощаюсь за счет заведения.

— Тебе легко говорить… Посмотрела бы я, как ты заманиваешь сюда туристов без баб, трясущих голыми сиськами на сцене. Расскажешь, что с тобой приключилось?

Я осторожно взболтал содержимое стакана.

— Как-нибудь в другой раз.

— Ищешь кого-нибудь?

— Никки.

Чири коротко рассмеялась:

— Да, это кое-что объясняет, но даже она не могла тебя так хорошо отделать…

— Сестры.

— Все три?

Я поморщился:

— Да, все три вместе и каждая в отдельности.

Чири подняла глаза к потолку.

— Почему? Что ты им сделал?

Я фыркнул:

— Пока еще не знаю.

Она наклонила голову и искоса посмотрела на меня.

— Послушай, — произнесла она вполголоса, — я ведь видела сегодня Никки.

— Она приходила сюда примерно в десять утра. Просила, чтобы я передала тебе ее благодарность. Правда, не объяснила, за что, но, думаю, ты в курсе. Потом отправилась искать Ясмин.

Я почувствовал, как во мне закипает злость.

— Не сказала, куда идет?

— Нет.

Я снова расслабился. Если кто-нибудь в Будайине знает, где обретается моя бывшая подружка, это конечно Тамико. Мне совсем не хотелось снова столкнуться с толстомордой бешеной сукой, но, как видно, придется.

— Не знаешь, где мне достать немного пилюлек?

— Что именно тебе нужно, детка?

— Ну, скажем, полдюжины «солнышек», столько же треугольников и «красоток».