Когда погиб Милован

Гейнц пригласил Миллер в знакомый ей кабинет начальника СД.

— Садитесь, Эльза, — он гостеприимно пододвинул ей кресло. — Я еще, как видите, обжиться здесь не успел. Но это не помешает беседе. Вы уже ознакомились с обстановкой. Каково ваше мнение?

— О мертвых не говорят плохо, но ошибки и упущения были как у Зайлера, так и у Крегера. Они не потрудились позаботиться даже о собственной безопасности! Это — главное. Но вообще, на мой взгляд, этот район относительно спокойный. Здесь служить можно…

— Даже так… — задумался начальник СД.

Поговорили о знакомых. Гейнц с интересом выслушал комментарии Эльзы на темы здешней жизни, потом поболтали о берлинских новостях и погоде. Расстались довольные друг другом.

Завтра с утра предстояла поездка по маршруту, переданному Центром. Вместо себя Эльза оставляла Гартмана, Гардекопф и Фосс отправлялись с ней.

Конечно, перед дальней дорогой необходимо отдохнуть. Но сон не шел: снова и снова перед глазами возникала колонна военнопленных, и сердце останавливалось, и вновь она, словно наяву, встречала полный ужаса и ненависти взгляд родных глаз…

В поселке, на площади, их еще раз пересчитали. Получилось семьдесят. Трем человекам по дороге удалось скрыться в лесу, но многих, очень многих застрелили «при попытке к бегству» — они остались лежать на обочинах и в кювете… Всех солдат и офицеров загнали в покосившуюся, ветхую конюшню.

До войны в поселке размещался один из старейшин конных заводов страны. Гостей и специалистов привлекал конезавод окрасом местной породы: не обычным вороным, а каким-то иссиня-черным. Грациозные кони с точеной шеей и легкой, но мощной грудью считались гордостью края.

Когда началась война, лошадей не успели вывезти, не до них было, и только часть табуна угнали с собой отступающие. Немцы, появившись в округе, тотчас бросились на розыски оставшихся лошадей. К офицеру привели проживавшего поблизости старика.

— Где лошади? — через переводчика спросил у деда офицер.

— Вывезли красноармейцы, а куда — мы того не ведаем, — отвечал старик.

— Я спрашиваю, где «вороной табун»?

— Да кто знает! Не пригоняли вроде табуна с дальних пастбищ…

— Если станет известно что-нибудь, мигом беги к начальнику. Понял?

— Понял: бежать и докладывать. А то как? — пряча усмешку, поклонился старик.

С первых дней на оккупированной земле Зайлер интересовался «вороным табуном», но дальше расспросов дело у него не продвинулось. Табун исчез…

Последнего из пленных втолкнули в конюшню, заперли дверь. Выставили у входа охрану. Пленные сгребали сено, укладывались спать.

— Иван! Артиллерист Иван! Где ты запропастился? — послышался в темноте чей-то могучий голос.

— Тише, чего орешь? Хочешь, чтобы из автоматов по двери шарахнули? — остановил крикуна кто-то, такой же неразличимый во тьме.

— Михей, я здесь, иди по правой стороне, я немного соломы собрал, — откликнулся спокойный голос.

Спотыкаясь о чужие ноги, сопровождаемый чертыханиями, Михей пробрался к артиллеристу. Сбросил шинель на зашуршавшую солому, расстелил, чтобы можно было лечь обоим, и прошептал:

— Ложись рядом, будет теплее, а то по ночам уже холодно.

Иван Петренко последовал совету.

— Ну как? — тихо спросил товарища.

— Плохи наши дела. Стены крепки — кирпичная кладка. Нужен инструмент. Руками подкопа не сделаешь…

— Людей бы подобрать, да сразу… но после такой дороги… Спи, утром осмотримся.

— Что-то ты, Иван, хмурый. Приболел? Аль духом пал?

— Голова болит. Спи, мне говорить трудно, — схитрил капитан, желая прекратить разговор.

Сам он заснуть не мог. Перед глазами — лицо жены. Она — жива. Это главное. Мучило другое. Страшная мысль не укладывалась в голове: «Лиза — предатель?» Нет, это невозможно. Комсомолка, человек честный, открытый. Они так любили друг друга… Нет, если б даже в мелочи оступилась когда-то — рассказала бы ему обо всем… Нет. Не может этого быть!..

Но что же произошло? Ведь ему написали, что она утонула. Почему Лиза в офицерской форме? Переводчикам офицерского звания не присваивают. Значит… Сердце протестовало, Иван искал оправданий, но не находил. Как могло случиться, что Лиза оказалась в стане врагов? А может, он ошибся? Может, эта немка просто очень похожа на его Лизу?!

Нет, то была она, его жена. Когда они встретились взглядами, лицо ее побледнело. Несомненно, Лиза тоже узнала его!.. И все же внешне она осталась равнодушной и спокойной. Предательница… Как пережить такой удар судьбы?!.

…Получив телеграмму о внезапной смерти жены, он держался стойко. Всю свою любовь перенес на сына. И вот «утопленница» ожила. Теперь ему предстояло еще раз выстоять.

Иван никому не рассказал о случившемся. Он решил любой ценой вырваться из плена, узнать правду и только тогда привести в исполнение приговор…

«Это я, я виноват, — терзался он. — После свадьбы нужно было забрать Лизу с собой на Дальний Восток».

Вспомнились последние дни перед отъездом в часть: Лиза ходила грустная, и ему никак не удавалось развеселить ее. Расстроенная, она избегала его расспросов. Уже на перроне вдруг промолвила:

— Что б ни случилось, Ваня, помни, я всегда буду любить тебя! И верь мне. Всегда!