Когда погибает Роза

Мы шли по улице, Никита рассказывал что-то о любимой музыкальной группе, о недавно прочитанной книжке, о соседской собаке, родившей четырёх щенков, о том, как одного из них, рыженького, с белыми пятнышками на спине, они с бабушкой заберут себе, а я думала о своих, пузырящихся на коленях колготках, о туфлях с отбитыми носами и о том, где можно купить дезодорант подешевле. Чёрт! Никита и я. Красавец и чудовище! Прекрасный принц и Золушка, которой никогда не стать принцессой.

Солнце гладило по спине и затылку тёплыми ладонями, растекалось золотом по верхушкам деревьев и крышам, блестело в окнах. Но в его свете и тепле уже явственно ощущалось прощание. А город шумел, гремел трамваями, гудел машинами, журчал голосами прохожих.

В маршрутке было душно и тесно, пахло тухлой селёдкой, и нас с Никитой это почему-то смешило. Люди возмущались, требовали высадить вонючего пассажира, удивлялись бессовестностью оного, а нам было весело. Парень держал меня за талию, а я могла смотреть в тёмно-синие бездны его глаз, чувствуя, как в животе порхают разноцветные бабочки, а тело становится лёгким, словно воздушный шарик. Шарик, стремящийся в пронзительную синеву сентябрьского неба, к пушистым облакам.

Никита жил в частном секторе со своей бабушкой, которая и открыла нам дверь.

– Познакомься, ба, это моя одноклассница Роза, – проговорил Кит, зачем-то вкладывая мою руку в сухенькую ладонь старушки.

– Здравствуйте, – робко произнесла я. Мне показалось, что бабушка не слишком рада моему появлению. Взгляд застывший, словно высокомерный. А улыбка? Улыбку и натянуть можно.

– Рада познакомиться, – проскрипела старушка. – Идите мыть руки, сейчас накрою на стол.

Как выяснилось, бабушка Кита была незрячей от рождения, но несмотря на это, великолепно управлялась по хозяйству. Родителей у Никиты не было. Отец исчез ещё до рождения мальчика, а мама умерла на операционном столе, во время операции на сердце, когда Киту было пять лет. И все заботы о внуке взяла на себя Светлана Фёдоровна.

Мы пили чай с блинами, намазывая их вареньем из красной смородины, которое Никита и бабушка варили сами. В окно втекали потоки золотистого солнечного света, шумели, пока ещё зелёные яблони, тёплый, ласковый ветерок трепал занавеску в крупный красный горох. В аромат курящихся бань вплетались запахи солнца, нагретой пыли, яблок и, робко вступающей в свои права осени. И впервые за всё это время мне было легко, светло и тепло.

– Геннадичка, миленький, ты храпишь, – воркование матери выдернуло меня из воспоминаний, вернув в темноту комнаты.

– Тьфу! Дура старая! – с досадой подумала я, поворачиваясь на другой бок.

Глава 4

За окном пролетал спящий город, погруженный в бурую, мутную, словно какао в дешёвой кофейне, ночь. Тревожно мигали светящиеся вывески магазинов и кафе, и лишь их неверный свет едва-едва рассеивал тяжёлый мрак декабрьской ночи. Но мне приятно было так сидеть, в темноте, с удовлетворением сытой кошки, слушая урчание мотора и всей грудью вдыхая такие родные, такие знакомые до слёз, до боли, запахи парфюмерной воды Виталика, освежителя воздуха, кожи кресел.

Да, мне удалось собрать не всё, многое придётся докупить, те же летние вещи, кое-какие косметические средства, но ведь это мелочи. Главное, мы с Виталиком снова вместе. К тому же, муж сам заявил, что взять нужно лишь самое необходимое.

Господи, неужели всё, что происходит сейчас не сон?! Не мои фантазии? Виталик вернулся, всё переосмыслил, решил начать жизнь заново, на новом месте, с новой мной. Кто сказал, что чудес не бывает? Вот же оно – чудо, ведёт машину, пока я дремлю на заднем сидении.

Разумеется, чувство вины перед мамой, нет-нет, да и царапало по сердцу тонким острым коготком, однако другое чувство, чувство радости от воссоединения с мужем, чувство предстоящих перемен, постепенно вытесняло дурацкую вину.

К тому же, если бы мать вела себя по-другому, если бы хоть немного попыталась меня понять, разве бы я сбежала так подло, втихаря, не оставив даже записочки на клочке бумаги? Она не дала мне другого выбора, а у меня нет в запасе ещё одной жизни, чтобы первую посвятить маме, а во второй начать жить так, как этого хочется мне.

За полгода унылого существования, я успела понять, что жизнь жалкого, беспомощного инвалида, тихонечко сидящего под заботливым родительским крылышком, медленно, но верно меня убивает.

Сколько было сделано звонков на любимый номер! Сколько пролито слёз, когда трубку брала какая-то деваха с омерзительно-бодрым голоском!

–Виталик, выслушай меня! – быстро и сбивчиво кричала я в трубку, когда муж всё же удосуживался её взять. – Вспомни всё то хорошее, что между нами было? Наши поездки на море, наши весёлые посиделки с друзьями, наше знакомство. Неужели тебе не жаль всего этого?

– Роза, повторяю тебе ещё раз, – раздельно отвечал муж, так обычно разговаривают с нерадивыми учениками.– Между нами всё кончено. У меня другая жизнь, в которой нет места сирым и убогим. Вспоминай наше прошлое, обсасывай его, ведь кроме него у тебя больше ничего нет и не будет. А от меня отстань.