На выпускной церемонии она видела Чана издалека. На нём был тёмно-зелёный галстук с изысканным узором. Чистым баритоном он чётко и ясно зачитывал напутственную речь. В сравнении с предыдущим директором послание его было хорошо слышно, но сам смысл текста почти не изменился. Закончив речь, Чан слегка поправил очки за дужку. Похоже, это была одна из его привычек. Раздались жидкие аплодисменты. У Ян заныло в груди. Между выпускной церемонией и церемонией начала нового учебного года учительница музыки и учитель английского старшей школы куда-то исчезли без предупреждения, что привело к небольшому переполоху. Ничего не объяснив своим семьям или начальству, эти двое просто сбежали. В школе и за её пределами ходили слухи, что они влюбились друг в друга и сбежали, чтобы быть вместе; и тут же со смехом добавлялось, что из них вышла идеальная пара. Разные слухи громоздились, словно сугробы серого, ещё не растаявшего снега по углам школьного стадиона, но ни один из них не смог надолго привлечь к себе внимание, и все они вскоре забывались. Недобрые слухи, призванные позубоскалить, были совсем непривлекательной темой для разговора.
Эти двое так и не объявились вплоть до церемонии посвящения в ученики школы. В этот день Чан пришёл в ярко-оранжевом галстуке. По сравнению с прошлым разом Чан казался моложе и энергичнее.
— Это время, когда всё живое возвращается к жизни, — начал он свою заранее подготовленную речь. Его слова эхом прокатились по необогреваемому залу среди новых учеников, кутающихся в тёплые куртки. Слушая голос Чана, Ян думала об учительнице музыки и учителе английского; о маленькой квадратной кабинке, совершившей оборот в триста шестьдесят градусов, нерешительно отдалявшейся от земли; о пятнадцати минутах, проведённых в трясущейся, как осенний лист, комнатке, которые не прошли бесследно; о произнесённых когда-то словах, ставших магическим заклинанием. Теперь у Ян не было иного выбора, кроме как пожелать им доброго пути.
Со следующего дня начинался новый учебный год. Для Ян теперь существовал первый учебный день и ничего кроме. Она как обычно собиралась на работу. Без лишней суеты. Едва открыв глаза, она нащупала свои очки в изголовье кровати, надела их, пошла умываться, нанесла лёгкий макияж, подогрела рис на оставшемся с вечера бульоне, съела примерно полпорции и, почистив зубы, надела один из своих зимних юбочных костюмов, купленный ещё в прошлом веке. Повязала шарф, который также в прошлом веке ей подарили школьные родители, потом выбрала и надела поверх всего пальто — одно из тех, в которых ещё не стыдно было выйти на улицу. Открывая дверь и покидая квартиру площадью восемьдесят один квадратный метр, в которой оставался спать муж, Ян почувствовала, что есть какая-то сила, толкающая её в спину. Ведущий радиопрограммы, которую она каждый день слушала по пути на работу, сменился. Это объяснили весенней реорганизацией. Новым ведущим оказалась болтливая и гнусавящая женщина-комик. Сначала Ян почувствовала, будто получила прощальное письмо от любимого на иностранном языке, но, послушав программу минут десять, поняла, что новая ведущая тоже неплоха. Прочитав очередную историю слушателей, она, кажется, совершенно искренне всхлипывала и не могла подобрать слова.
— Давайте проведём этот год хорошо! — подбадривала Ян вверенных ей второклассников на утренней линейке.
Без очков она уже не могла разобрать газетный шрифт. В субботу во второй половине дня офис казался вымершим. Закончив свои дела, Ян просматривала бесплатные газеты и в одной из них — четырёхдневной давности — прочитала сообщение о смерти Пака. Она надолго остановила взгляд на словах о «хронической болезни». Наконец она медленно положила свои очки поверх газетного листа и встала с кресла. Она заварила порцию растворимого кофе с молоком и сахаром в горячей воде и вернулась к своему столу. Ян медленно помешивала одноразовой пластиковой палочкой крупинки кофе, всплывшие на поверхность. Через окно косые лучи весеннего солнца заливали комнату. «Этой весной надо будет купить себе солнцезащитные очки, — невпопад подумала она. — А
Все смертны. Однажды она так же прочтёт некролог, посвящённый Чану. Хотя, возможно, случится наоборот, что он первым прочитает сообщение о смерти Ян. О ком бы ни были последние слова, горевать — это обязанность оставшегося жить дальше.
А впереди её ждал как никогда длинный вечер.
Дом в мешке