Когда приходит беда

Гриффин подошел к ней и склонился над ее креслом. Поппи обвила руками его шею, он поднял ее и начал кружить. Когда он усаживал ее на место, она громко смеялась.

– Ты на самом деле это имела в виду? – спросил он, думая о ее словах: «Я тоже тебя люблю».

Она кивнула:

– Правда, я все еще не знаю, что мне со всем этим делать.

– Мы с тобой вдвоем все решим. Пошли, я хочу тебя кое с кем познакомить.

Гриффин повез ее кресло на парковку.

– И с кем же?

– Она там, в машине.

Он помог ей пересесть на переднее сиденье, и Поппи показала на установленную им спутниковую систему навигации:

– Так ты ее имел в виду?

Тут пришла очередь удивляться ему самому:

– А откуда ты о ней знаешь?

– Да у нас на озере все ею пользуются, чтобы можно было ночью пройти на лодке между островами. Чарли, например, называет свою систему «Амелия».

Гриффин вздохнул:

– А я назвал свою «Сейдж». Слишком уж ты у меня умная, Поппи Блейк. Ничем тебя не удивишь.

Когда он поворачивал ключ зажигания, Поппи положила руку ему на плечо.

– Ты сам меня удивляешь. Вот он ты, ты здесь, – сказала она очень серьезно.

Сердце у него забилось, он чуть было не полез в карман. У него там было кое-что для нее приготовлено, и это были не конфетки. Но он все-таки решил, что пока не время.

К вечеру среды из Калифорнии сообщений все еще не было. Гриффин уже начал размышлять о том, как прореагируют жители Лейк-Генри, если в деле Хезер не произойдет положительного перелома. Хотя он и сделал все от него зависящее, чтобы помочь в расследовании, если в Калифорнии откажутся идти на мировую и Хезер предстанет перед судом в Сакраменто, он рискует потерять с таким трудом завоеванное доверие жителей города.

Лейк-Генри стал первым местом, где ему захотелось растить своих будущих детей. Это было то место, где он по-настоящему влюбился. Он мог бы писать отсюда в любые газеты как внештатный журналист либо из дома Поппи. А насчет интеллектуального общения – об этом можно было не беспокоиться. Такие люди, как Касси, Джон и Лили, ничем не отличаются от столичных интеллектуалов.

Он даже не допускал мысли, что любовь Поппи к нему может зависеть от того, чем закончится процесс по делу Хезер, но он был реалистом. Если дело будет тянуться и тянуться, Поппи навсегда запомнит, что он был первопричиной всего этого. Это напоминало аварию, в которую она попала на снегоходе. Если бы она повернула немного вправо или влево – исход был бы совсем другим.

В четверг наконец-то починили электричество. К полудню заработали и телефоны. Касси, сидя в своем офисе, постоянно поглядывала на часы. Она дала прокурору сорок восемь часов. Этот срок уже почти истек, и ей становилось дурно при одной мысли, что все может сорваться. Гриффин зашел к ней как раз в тот момент, когда зазвонил телефон.

– Мне еще нужно время, – сказал прокурор. – Диченце трудно примириться с мыслью, что женщина, которая убила его сына, может выйти на свободу.

– Сколько времени вам еще нужно? – спросила Касси.

– Сорок восемь часов.

– Извините, но я не могу вам дать сорок восемь часов, только двадцать четыре – до семнадцати часов пятницы. Если к этому времени Диченца не пойдет нам навстречу, я созову пресс-конференцию.

– Да, с вами нелегко вести переговоры.

– Вы бы на моем месте сделали то же самое – если бы представляли интересы клиентки, которая и так уже понесла суровое наказание за то, что на самом деле было всего лишь трагической случайностью.

Гриффин едва успел отъехать от офиса Касси, когда зазвонил мобильный телефон.

– Что у вас там происходит? – спросил его Прентисс Хейден. – Мне то и дело звонят наши с Диченцой общие знакомые. В чем дело?

– Прошлое Диченцы начинает его преследовать.

– Роб был хорошим парнем, и он уже давно мертв.

– Мне не хотелось бы говорить на эту тему, – сказал Гриффин. – Но это как раз то, о чем я давно предупреждал вас. Если вы что-то скрываете, это все равно рано или поздно выплывет. А вот если вы в своей биографии сами откровенно обо всем расскажете, никто не сможет вас ни в чем упрекнуть.

– Я не хочу, чтобы это обсуждалось в прессе. То, что у меня есть внебрачный сын, касается только нас двоих.

– Да, это верно. Но только для обычного человека. А вы известны на всю страну. Если не упомянуть о сыне в биографии, это сделает кто-нибудь другой.

– Да. Просто я… Скажите, а как бы вы себя чувствовали, если бы прожили успешную, плодотворную жизнь, а потом кто-то раскопал глупость, которую вы совершили в юности?

– Я не считаю, что это глупость. Ваш сын уже сам теперь муж и отец. Он врач. Мне кажется, что вы должны им гордиться.

– Я и горжусь. Но это такая личная проблема.

Гриффин вздохнул:

– Давайте говорить начистоту. Многие люди и так уже знают о его существовании. Его мать уже умерла, так что вы никак не раните ее чувства. Ваша жена о нем знает. Да, это был незапланированный ребенок, но вы прекрасно к нему относились. Рассказав о нем, вы подадите хороший пример другим.

– Вы так думаете?

– Я в этом уверен. Люди уважают вас, они к вам прислушиваются. После того как вы откровенно расскажете о своем сыне, они будут относиться к вам еще лучше.