Когда приходит ответ

Взял двухнедельный зимний отпуск. Забрал Наташу, лыжи, очки-консервы, сложил рюкзаки и укатил. На юг, в горы, на сверкающие ослепительно в весеннем солнце снежные склоны.

Забыть, забыть о тебе, диссертация!

6

Последний час перед защитой.

Конференц-зал еще пуст. Места членов ученого совета и председательское место директора за длинным столом под малиновым покрывалом отмечены каждое стопочкой чистых листов для записей и остро заточенным карандашом, положенным поверх стопки наискосок. Ряды стульев для публики сохраняют тот стройный порядок, когда их еще никто не занимает.

Один Мартьянов в этом зале — виновник того, чему предстоит разыграться здесь через час. Да еще Володя-теоретик, вызвавшийся помочь с развешиванием наглядных материалов. К щитам прикалываются схемы, таблицы, перечень формул. На грифельной доске Мартьянов выписывает заранее первые необходимые вычисления, чтобы не отвлекаться потом во время защиты. Ставит указку на видное место возле доски, чтобы потом не искать ее, смешно суетясь в самую серьезную минуту.

Мартьянов, одетый по-официальному, в тугом крахмальном воротничке, оттеняющем еще резче его красноватое, обветренное, со свежим загаром лицо, украдкой поглядывает на часы, и его голос, обращенный иногда к Володе, звучит еще более отрывисто, чем обычно. Самый трудный для ожидания час.

Но вот уже без чего-то двенадцать. И в двери зала с обеих сторон начинают постепенно прокрадываться. Пока еще институтская молодежь. Младшие научные сотрудники, аспиранты, располагающиеся кучечками и деликатно избегающие передних рядов. Еще ближе к двенадцати. Появляются старшие сотрудники, гости из других институтов, из проектных организаций, приезжие, лица знакомые и вовсе не знакомые… Глухой, сдержанный гул мерно колышется в зале. Григорий Мартьянов, или, как его теперь церемонно величают, «соискатель», одиноко топчется в стороне от всех, между длинным столом и доской, словно чем-то отделенный от этого многолюдного собрания. С ним избегают переглядываться сейчас, не заговаривают, как бывает с сидящим на скамье подсудимых. Лишь изредка кто-нибудь поклонится ему издали.

Но кто там, в середине, поближе к проходу? Покатый лоб, глаза чуть навыкате… Не узнать невозможно, хоть и не виделись давненько. Баскин! «Твой друг Баскин», — как говорит Наташа. Все такой же, будто время его не берет. Баскин сидит с кем-то рядом, черноволосым, и оба усердно перешептываются, заглядывая в какую-то бумагу. Ага! «Группа специалистов», — отмечает Мартьянов, вспомнив про звоночки. И спешит отвести взгляд.

Занимают места и члены ученого совета во главе с директором. Обычно каждый стремится прийти по возможности не первым, но сегодня как-то все появляются дружно. Приходит и академик Андриан Николаевич, и академик Евгений Ильич, одаривающие не часто ученый совет своим присутствием. Им отводятся места рядом с председательским. И зал невольно умеряет свой говор при виде столь почтенных фигур, хотя оба небожителя наук перекидываются друг с другом явно какими-то шуточками.

Зал наполнен. Стали даже пристраиваться на окнах. Разве уж такой интерес у всех к релейным схемам, к этой самой методике? Понятно, он видит здесь в рядах и Ростовцева, и Белковскую, и Малевича, и своих из лаборатории, и кое-кого из тех, кто посещал его первый «самодеятельный университет», — так сказать, принявшие на себя веру. Но все остальные, все больше и больше наполняющие зал? Да что говорить! Все же знают, что с диссертацией Мартьянова что-то было. И, возможно, еще что-то будет. Не такой сегодня, кажется, день, когда все исполняют по заведенному заранее известную и довольно прискучившую многим процедуру и когда еще одна вполне благополучная, гладенькая диссертация должна преспокойно въехать во врата науки.

А вон и Наташа, скромно присевшая сбоку в дальнем ряду, но все же чересчур заметная в своем подчеркнуто выходном наряде, в прическе только что из-под щипцов. Не имеющая как будто к ученой теории никакого отношения и в то же время имеющая самое близкое отношение. Вчера она спросила:

— Ты не будешь смущаться, если я приду?

— Ну что ты! — возразил он уверенно.

Он не может, он не должен смущаться. Он и виду не должен показать, что волнуется или что-нибудь в этом роде.

Она подала ему еле заметный знак для бодрости и показала, чтобы он не забывал поправлять галстук.

Но кого он еще видит? Вот уж не гадал. Прямо против него глядело ему в упор худое, желтоватое лицо с тонкими поджатыми губами. Схемист! Тот самый релейный чародей, что дважды отверг мартьяновскую попытку завлечь его методикой. И он тоже тут. Действительно, сбор всех частей.

А Вадим? Здесь ли он, Вадим Карпенко? Или он не успел его разглядеть? А Вадим мог бы… Но сейчас было не до этих переживаний.

Не было только еще третьего оппонента. Директор уже не раз переглянулся с Копыловым. Пора бы начинать. Где же третий оппонент?

Но в эту последнюю минуту стоявшие в дверях расступились и пропустили небольшую фигуру в черном. Профессор Анна Борисовна, третий оппонент.