Уинтер заехал на стоянку неприметного жилого комплекса, который состоял из трех групп двухэтажных домов, обшитых вагонкой – не шик, но и не развалюхи. Даже когда он припарковался, они все сидели в машине в полной тишине и смотрели на дома так, словно были поражены, что оказались здесь. Словно дух убитой женщины освятил это место.
– Я просил тебя поискать что-нибудь о ней в записях, удалось?
– В процессе. Поручила это помощнику, Адаму Келли. Он хорошо с такими делами справляется.
– Странно как-то, не находишь? Она появляется из ниоткуда. Никто не знает, откуда она родом. И кому можно сообщить о ее смерти.
Виктория все смотрела на домики. В ответ она лишь пробормотала что-то вроде: “М-м, ну да”.
– У нее есть, может, бывший какой-нибудь?
– Ничего такого мы не нашли.
– И все же полиция наверняка попыталась бы найти хоть кого-нибудь, кто ей небезразличен. В школе проверяли ее отпечатки пальцев, когда ее нанимали?
Казалось, что Вик была глубоко в своих мыслях, а теперь наконец очнулась. Она так посмотрела на Уинтера, будто только сейчас вспомнила, что он сидит рядом.
– Да, проверяли. У нее все сертификаты были. Государственная степень магистра. Судимости нет, ничего такого нет.
– И семьи тоже.
– Именно.
Теперь настал черед Уинтера погрузиться в мысли. Он очнулся только когда услышал, как открывается дверца. Он повернулся и увидел, что Виктория вылезает из машины.
– Что я, собственно, ищу? – спросил он.
Этот вопрос остановил Викторию. Она вернулась на сиденье. Прохладный воздух ворвался внутрь через открытую дверцу.
– Ты сказала, что хочешь, чтобы я нашел доказательства невиновности Трэвиса. Но это неправильно. Бессмысленно! Он же не может быть совершенно невиновным, так? Все доказательства против него. Плюс он сам сознался. Какая у тебя версия? Думаешь, все это хорошо продуманный розыгрыш? Она инсценировала свою смерть или что-то типа того?
Виктория хмуро и грустно посмотрела на Уинтера, и в ее глазах он увидел жалость. Она была похожа на маленькую девочку, которая вот-вот заплачет из-за того, что ее поймали на лжи.
– Нет, – сказала она. – Я об этом думала. Но этот вариант отпадает.
– Конечно. Ведь если ничего не изменится, он на всю жизнь сядет в тюрьму. Не похоже уже на розыгрыш.
Виктория вздохнула.
– Не похоже.
– Тогда что именно мы ищем?
Она ответила через пару секунд. Уинтер подумал, что именно столько времени ей нужно, чтобы хоть что-нибудь придумать для ответа.
– Когда ты разговаривал с директором школы, миссис Этуотер, она же тебе рассказала про день рождения малышки?
Уинтер кивнул.
– Да.
– Судя по всему, именно после этого дня Трэвис и Дженнифер стали серьезно относиться друг к другу. Между ними все было по-настоящему.
– Я и не сомневаюсь, что все было так, но это не первый случай, когда…
– Роман заканчивается убийством, – продолжила за него Виктория. – Разумеется, не первый. И дело не в том, что у нас нет смягчающих обстоятельств. Они есть! В отчете о расследовании в присутствии[7]
сказано, что у Трэвиса после войны развилось ПТСР. Жена кончает с собой. Эмоциональное выгорание. Неудивительно, что он стал чем-то одержим. А Дженнифер скрытная. Еще какой-то бывший. Понятно, почему такой человек, как он, сорвался. Вспышка гнева. Тут можно рассчитывать на смягчение. Можно! Ему предъявили обвинение в убийстве второй степени, так что относительная свобода действий у судьи все-таки есть. Мы можем добиться двадцати пяти лет вместо пожизненного. А если бы мы могли доказать, что это случилось непредумышленно, срок можно было бы сократить до пятнадцати лет.– Кто этот судья?
– Судья Ли? – Виктория неопределенно взмахнула рукой. – Льюис Ли, бывший армейский рейнджер. И с ним прокурор – тоже бывший рейнджер, Джим Кроуфорд.
– Так, может, они не будут судить его строго, он же им, получается, брат по оружию?
– Может, – ответила Виктория без особой надежды в голосе. – Но они очень добропорядочные люди. Скорее всего, они будут придерживаться высоких стандартов семьдесят пятого полка рейнджеров и накажут его со всей строгостью. Я этого и опасаюсь…
Уинтер кивнул, призадумавшись.
– И все-таки, Вик, что мы тут ищем? Мне было бы проще работать, если бы я знал.
Виктория хмыкнула.
– Не знаю. Без понятия. Все это вообще как-то неправильно. Я это чувствую.
Она надавила на бровь и помассировала ее, как будто ее мучала боль. Уинтер тем временем за ней наблюдал. Усыпанные веснушками щеки чуть надувались, пока она сражалась с собственными мыслями. Ему всегда нравились ее щечки.
Виктория вздохнула. Повернулась к нему и сказала:
– Когда мой муж вернулся из Афганистана, он был совсем другим. Это был он, но не он. В смысле, что-то в нем изменилось, в его взгляде… В нем что-то есть, и я даже сейчас это замечаю.
– Ну, так бывает в жизни, – сказал Уинтер. – Ты не то чтобы не можешь вернуться в страну, за которую сражался. Ты просто возвращаешься другим.
Виктория молчала. Она неотрывно смотрела на улицу через лобовое стекло.